— А… Это газета.
— Я вижу. Зачем она тебе?
— Тут рассказ моего брата напечатан.
— Твой брат пишет рассказы?
— Не только. Еще картины. Он очень талантлив.
— Ой, а покажи…
Дато вытащил газету, развернул, расправил. Она уже изрядно потрепалась, сгибы протерлись, но текст был читаем. И фото можно было рассмотреть. На нем Зура, как всегда, был чуть угрюм, но очень симпатичен. Фотограф удачно выставил свет и выбрал ракурс, и во взгляде брата читалась мечтательность, которая украшала его лицо.
— Зураб Ристави твой брат? — воскликнула Маша.
— Да, — растерялся Дато. — Ты его знаешь?
— Слышала о нем. Он ведь еще и великолепно рисует?
— Я тебе сразу сказал об этом.
— В журнале «Юный художник» была статья о Зурабе с фотографиями.
— В школе проходила выставка его работ. И журналистка из Москвы взяла у него интервью. Обещала прислать экземпляр, но не сдержала слова. Мы решили, что статья не вышла.
— Вышла. Я читала. И внимательно рассмотрела фото, на них он сам и три его работы. Все очень талантливые, я оценила. Мама тоже. Она сама прекрасный рисовальщик. И живописью интересуется. В семь лет меня в художественную школу записала. И стала покупать мне книги с репродукциями известных мастеров и выписывать специализированные журналы. Только я всего год прозанималась. Поняла, что хочу быть актрисой, а не художником, и отправилась в драмкружок.
— Журнал сохранился?
— Да. Но он в Москве, у бабушки. Когда поеду, привезу обязательно. — Она повернула газету к себе, пробежала глазами по странице. — Он хорошо знает русский, да?
— Да. Даже пишет на нем без ошибок. Зура вообще у нас очень умный. И талантливый.
— Ты гордишься им, да?
— Очень.
— Вы совсем не похожи, — заметила она.
— Конечно. Он — талант. Я бездарь… — Дато постарался скрыть обиду. От матери он легко принимал нелестные сравнения с Зурой, но от Маши слышать их не хотелось.
— Я про внешность, — мягко улыбнулась она. — Ты в отца или в мать?
— В бабку, папину маму. Я не знал ее, только на фото видел. Она из княжеского рода, ее при Сталине репрессировали. А Зура пошел в мамину породу.
— Познакомишь меня с ним?
— Конечно. С удовольствием.
— Вот проблема и решена. Мама будет не просто согласна, чтоб я занималась с Зурабом, она в восторг придет.
— Но ты же со мной будешь… — его голос дрогнул, — заниматься? А не с Зурой?
— Конечно, с тобой. Ты же мой друг. А брат твой только для прикрытия.
Через три дня Маша познакомилась с Зурой. Давиду было стыдно приглашать девочку в гости, и они встретились, что называется, на нейтральной территории — на ступенях синагоги. Брат любил это место. А еще скверик во дворе мирно соседствующей с синагогой христианской церкви. Там он мог спокойно рисовать и сочинять свои рассказы.
Зура не сразу согласился на встречу. Он, как и Дато, избегал общества девочек. Но по другой причине — брат был крайне влюбчивым и боялся выдать себя, находясь рядом с предметом своих грез. А грезил он о многих! Чуть ли не каждый день увлекался новой девочкой, при этом не переставая вздыхать о ком-то из своих старых «любовей». Об этих страстях, бушующих в душе Зуры, не знал даже Давид. Брат делился ими только с бумагой. Писал любовные истории, но тут же уничтожал их. А те девочки, которые не являлись объектами его восхищения, вызывали у него одно раздражение. О чем с ними разговаривать? О куклах, бантиках? Играть в дочки-матери или больничку? С девочками постарше Зура еще мог как-то общаться, но они воспринимали его как малолетку, и он обожал их на расстоянии, влюблялся в последнее время в пятнадцатилетних.
— Не буду я знакомиться с твоей подругой! — запротестовал Зура, услышав просьбу брата. — Еще чего не хватало!
— Тебе трудно, что ли?
— Не хочу!
— Я тебя не так часто о чем-то прошу…
— Терпеть не могу девчонок.
— Я тоже. Но Маша особенная.
— Сколько ей лет?
— Как и мне, девять.
— В этом возрасте девочки вообще ужасны. Глупые, вертлявые, капризные, шумные! Знаешь, кого они мне напоминают?
Дато вопросительно посмотрел на брата. Ему не нравилось, что он сравнивает Машу со всеми. Во время разговора он кидал в стену резиновый мячик. Тот, отлетая, стукался о пол и возвращался к Давиду. В этот раз он его не поймал, и мяч укатился под кровать.
— Вот его! — сказал Зураб.
— Кого? — не понял Дато.
— Его! — Брат достал мячик и стал подкидывать его. — Девчонки такие же пустые внутри. И скачут, скачут, скачут…
— Скажешь тоже, — фыркнул Дато. Сравнение показалось ему неудачным.
— Ну их… — Зураб закинул мяч под кровать. Затем взял с полки книгу и стал читать, давая понять младшему брату, что разговор окончен.
— Я люблю ее, — выпалил Давид.
— А? — Зура решил, что ослышался.
— Люблю Машу.
И, покраснев, отвернулся. Таких признаний ему еще делать не приходилось, вот и засмущался.
— Ты серьезно? — услышал он взволнованный голос Зураба.
— Да, — выдавил из себя Дато.
— Значит, она действительно особенная…
— Она самая лучшая в мире!
— Раз так, я с удовольствием с ней познакомлюсь. Давай завтра?
И вот они сидят на нагретых солнцем ступенях, едят мороженое и болтают. Зура сначала был скован и неразговорчив. Взгляды, бросаемые на Машу, коротки и настороженны. Она задает ему вопросы, он отвечает рублеными фразами, а зачастую лишь «нет» или «да». Но уже через десять минут (по одному мороженому они уже съели, а их был целый пакет — Дато шиковал, тратя выигранные в «пульку» деньги) Зура расслабился и даже начал шутить. Маша хохотала над его остротами, облизывая перепачканные в подтаявшем пломбире пальцы, а Давид смотрел, как быстро эти двое нашли общий язык, и радовался. Ведь это здорово, когда два самых близких тебе человека симпатизируют друг другу.
— Как часто вы хотите заниматься языком? — спросил Зура.
— Три раза в неделю.
— А где?
— Я думала, у вас дома…
Зура покосился на Дато. Тот тяжело выдохнул и пожал плечами, как бы говоря, знаю, я должен был предупредить ее, но не решился.
— Маш, у нас не совсем подходящее место для занятий, — сказал Зура.
— Почему?
— Тесно, шумно и… туалет на улице. Ты не привыкла к такому.
Она посмотрела сначала на него, затем на Дато. Нахмурилась.