Он остановился. Взял ее за руку и развернул к себе.
— Я рад, что ты не убежала, — сказал он.
— Ты простил меня? — тихо спросила она.
— Кто я, чтобы прощать или не прощать?
— Дато, — умоляюще протянула Маша.
— Я не держу на тебя зла. Конечно же, нет.
— Как думаешь, у нас было будущее?
— Трудно сказать…. — Дато отпустил ее руку и зашагал дальше. А Маше хотелось, чтоб он так и стоял, и сжимал ее ладонь, и смотрел ей в глаза. — Скорее всего мы все равно расстались бы. Но сначала измучили друг друга. Возможно, возненавидели.
— Давай напьемся? — предложила вдруг Маша.
Дато посмотрел на нее с удивлением.
— Веришь, ни разу этого не делала? — улыбнулась она. — А сегодня прямо хочется…
— Вернемся в ресторан?
— Нет. Предлагаю купить виски и посидеть на берегу. Как в детстве, помнишь?
— Тогда мы пили лимонад, — рассмеялся Давид.
Они увидели магазин и направились к нему. В Грузии алкоголь продавали круглые сутки.
Дато приобрел бутылку «Чиваса», «Боржоми», шоколад и огромную пачку чипсов.
— Это моя вредная привычка, — прокомментировал последнюю покупку Давид. — Была б моя воля, питался бы только ими.
— А по тебе не скажешь, что ты поклонник «неправильных» продуктов.
— Это потому, что я их редко употребляю. Возраст дает о себе знать. Приходится следить за питанием. — Он подмигнул ей. — Ты только никому не говори. Я всем вру, что для того, чтобы быть в форме, не прилагаю никаких усилий.
— Почему?
— Сам не знаю. Мы же грузины, довольно странный народ. Все боимся уронить свою мужественность. А сидеть на диетах, это как-то по-женски.
Покинув магазин, они прошли к реке. Спустились к воде в том месте, где сидели, когда были детьми. Дато взял на кассе магазина рекламные листовки и постелил их на каменные ступени. Но, сев, тут же вскочил, стянул с себя пуловер и бросил сверху.
— Холодно, застудишься еще, — сказал он.
— Тебе будет зябко в одной футболке. С реки дует.
— Я закаленный, — отмахнулся Дато.
Он разлил виски по пластиковым стаканчикам. Затем сунул Маше в руку шоколадку. Она развернула ее, попробовала. Шоколад оказался ее любимым: горьким, с лесными орехами.
— Тихо здесь, — прошептал Дато. — Слышно, как рыба плещется…
— К дождю.
— В Москве такой тишины не бывает. Даже на окраине, не говоря о центре.
— Ты живешь в Москве?
— Да.
— Давно?
— Как уехал из Грузии, так и обосновался там.
— Двадцать лет в одном городе с тобой прожили и ни разу не встретились.
— Значит, не время было. И не место.
— Давай за Тбилиси! — предложила Маша. — За этот необыкновенный город!
— Поддерживаю!
Они, высоко подняв стаканчики, чокнулись. Свет, льющийся от фонарей набережной, прошел сквозь виски, и напиток заиграл, как янтарь. Маша, полюбовавшись, выпила. Горло обожгло. Она закашлялась.
— Нет, не мой это напиток, — выдохнула она, восстановив дыхание.
— Я тоже не особенно любил виски до тех пор, пока не раскрыл для себя прелесть его вкуса.
— И в чем прелесть?
— Ты будешь смеяться, но мне кажется, вискарь отдает гниловатыми яблоками.
— Да брось?
— Серьезно. А ты помнишь, как мне нравились побитые яблоки?
— Ты и меня научил их любить, — улыбнулась она. — Налей мне еще виски, хочу распробовать…
Дато плеснул еще «Чиваса». Только теперь немного, не как в прошлый раз.
Маша сделала маленький глоток. Посмаковала, проглотила. Причмокнула.
— Правда, отдает яблоками.
— Будешь? — Дато открыл чипсы и протянул ей. Маша отрицательно покачала головой. — Зря. Вкусные, зараза… — И начал с аппетитом поедать хрустящий картофель. — Ты сюда, как я понимаю, насовсем?
— Да. А ты?
— Нет. Должен уехать уже завтра. Но придется задержаться.
Он был задумчив. Грыз чипсы и смотрел на воду. Отправляя их в рот, едва касался подушечками пальцев губ. Иногда облизывал их кончиком языка. Маша смотрела на него, не отрывая взгляда, пока не устыдилась. Ее возбуждал Дато в эти минуты. То, как он касался своих губ, как слизывал с пальцев крошки, было так сексуально!
Давид заметил ее пристальный взгляд и вытер рот.
— Перемазался, да? — спросил он, откладывая чипсы и взяв воду, чтобы запить их.
— Да, немного… Но я смотрела на твою руку.
— А что с ней? — Дато повертел кистью перед глазами.
— На ней нет кольца. Ты не женат?
— В разводе.
— Дети?
— Нет. А у тебя?
— Тоже.
— Почему? — он был удивлен. — Ты создана для материнства.
— Так получилось. Вернее, не получилось.
— Прости, Маша, если этим вопросом я тебя расстроил…
— Ничего страшного.
— Но ты ведь еще молода! Сможешь стать матерью, если пожелаешь.
Она решила замять эту тему, бодро улыбнулась и спросила:
— Чем ты занимаешься в Москве?
— Торгую.
— Чем, если не секрет?
— Не секрет. Запчастями автомобильными. Как только переехал, признаюсь, краденые сбывал. Теперь все легально. У меня несколько магазинов по всей столице. Думаю, автосалон открыть.
Маша смотрела на него и не могла отделаться от ощущения, что все происходящее — сон. Она сидит с Дато, от которого еще утром пыталась убежать, пьет виски, болтает по-приятельски. Никакого напряга! Он спокойный, рассудительный, серьезный, ироничный, зрелый. С ним легко беседовать. И в то же время невероятно трудно. Да, слова сами льются. Потому что Дато теперь… спокойный, рассудительный, серьезный, ироничный…
Но почему она видит в нем того же башибузука, которого полюбила?
И внутренне трепещет в ожидании, когда он проявится.
— Мне часто снится Тбилиси, — прервал молчание Дато. — А тебе?
— Тоже… — Она сделала глоток. — В большинстве моих снов действие происходит в нашей квартире на Плеханова. Не в бабушкиной, не в мужниной московской… В этой, тбилисской. Те мне вообще не снятся. Как будто я в них не жила никогда.
— А мне наша квартира не снится совсем. Что странно. Ведь с ней связаны все воспоминания о детстве. И именно они закладывают фундамент наших подсознательных ассоциаций.