Мемуары мертвого незнакомца | Страница: 66

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Сосед твой новый. Наследник тети Розы.

— Мы еще поглядим, кто наследник! — донеслось с балкона, на котором пока стоял незачехленный «Зингер».

— Вот и посмотрим! — гаркнул в ответ кудряш. И обратился к Зуре: — Так у тебя ключ?

— Да. — Он так и не отдал его тете Розе.

— Верни.

— Верну.

— Прямо сейчас.

— А что за спешность? — Казбек стоял в сарае, и Зура не хотел отдавать его на «растерзание» родственникам тети Розы.

— Я наследник и требую ключ от своей собственности, когда хочу! — начал нервничать кудрявый. — Еще украдешь там что-нибудь, пока мы скорбим у гроба покойной.

— Да, я вижу, ты все глаза уже выплакал. — Зураб взял сок, открутил крышку и сделал несколько глотков из коробки. — В сарае из твоего наследства одна олифа. Зато там мой мотоцикл. Так что потерпи немного. Как откачу его, ключ верну.

И ушел с балкона, не слушая протестующих воплей «скорбящего» родственника. Закрыв дверь, Зура прошел к столу, налил сок в стакан. Купил гранатовый, любимый. Раньше денег на него жалел — дорогой. Лучше уж вина купить.

Со стаканом в руке Зура вернулся к кровати. Сел, собрался взять ноутбук, но…

Его там не оказалось!

Зураб растерянно заморгал. Что за чертовщина? Несколько минут назад ноутбук был на кровати! А теперь нет. Домовой шалит? Перешел с мелких предметов на крупные? Мама, покойница, верила в него и пропажу вещей списывала на проделки домового. Когда сыновья или она сама не могли отыскать что-нибудь, мама советовала поставить в угол блюдце с молоком для «хозяина» квартиры. Иногда потерянные предметы находились. Но чаще нет. Потому что их дети теряли и не хотели в этом сознаваться.

«Я дверь не запер! — вспомнил Зура. — И пока был на балконе, кто-то вошел и украл компьютер. Только кто? Я же видел двор и лестницу на второй этаж, по ней никто не поднимался…»

— Хорошо написано, — услышал Зураб голос из соседней комнаты. — Молодец, не пропил талант…

Он резко вскочил и бросился в «детскую».

На кровати… той, на которой умер Гио… лежал Гио!

Живой.

— Только не надо делать такие глаза, — улыбнулся брат одними губами. Глаза оставались холодными.

— Ты же умер, — прошептал Зураб.

— А я ли? — Брат убрал ноутбук с живота и закинул руки за голову. — Давай, знаток человеческих душ, сканируй…

— Не понял.

— Ты же людей насквозь видишь. Нутро их. Так вот, рассматривай мое. Выводы сделаешь — озвучишь.

Зураб пристально посмотрел на брата… Или кто это перед ним, черт возьми?

Фигура, лицо, волосы… шрам, отсутствие фаланги — все как у того, кого они с Давидом похоронили.

— Глубже заглядывай, — посоветовал незваный гость, будто прочитав мысли Зураба.

Да, этот человек, похож на того, кого застрелили в «детской», но он ли это?

Глаза совсем не те. Хотя цвет такой же. Но за серой «шторой» такой омут страшный…

— Ты — не он.

— Аллилуйя!

— Но ты Гио? Вернее, Мухаммед!

— В точку! — Брат спрыгнул с кровати. Теперь Зура видел, что он чуть выше человека, которого он принял за Гио. И более мускулистый. — Честное слово, не думал, что ты купишься!

— Как ты сюда попал?

— Через окно. Но давай сейчас не об этом. Мне гораздо интереснее с тобой обсудить другое… — Гио прошел в соседнюю комнату, взял сок со стола и стал пить. — Скажи, почему ты решил, что тот бомжара — это я?

— Вы похожи.

— Да перестань! Ты меня двадцать с лишним лет не видел. Откуда ты мог знать, как я сейчас выгляжу?

— Я и не знал. Я помнил тебя прежним. И, убрав с лица того мужчины… кстати, как его звали?

— Ты не поверишь, Гиоргий!

— Тезка, значит. Так вот, убрав с лица следы возраста, я увидел твое.

— Мордаху Одуванчика? А нутро его рассмотрел?

— Твой двойник был чистым человеком.

— Какой ты, Зура, все-таки идиот, — покачал головой Мухаммед. — Мой тезка просто был не в своем уме, когда ты его увидел. После травмы головы у него крыша съехала. А вообще он был той еще скотиной. Я случайно с ним познакомился в кабаке лет пять назад. Увидел человека, очень на меня похожего. Поразился. Подошел, познакомился. Оказалось, он без отца рос. Думаю, это наш папашка его матушку обрюхатил — не бывает случайно такого сходства. Тезка мой промышлял какими-то криминальными делами и оставался мелкой сошкой. А поскольку гонору в нем было много — истинный сын своего отца, — то он все же получил по башке. С мозгами тут же беда приключилась. Он стал бродяжничать. Полюбил шарить по помойкам. Я его у бака возле аэропорта второй раз встретил. Прилетел в Тбилиси, смотрю, морда знакомая — моя…

— И ты его сразу ко мне?

— Нет. С собой взял. Думаю, авось пригодится. Как в воду глядел. Оказалось, меня тут подстрелить хотят. И думаю, дай я тезку вместо себя под пули подставлю. Все решат, что я погиб, и у меня будут развязаны руки. Правда, пришлось его внешность подкорректировать немного. Шрам сделать, палец отрубить. На заживление время ушло. Поэтому я в Тбилиси задержался. Меня столько дел ждет!

— Ты мог бы просто уехать отсюда. Скрыться.

— Мог. Но я всегда сюда возвращаюсь. Тянет, понимаешь?

— Понимаю.

— Да где тебе? — Гио отмахнулся. — Ты же из Тбилиси и не выезжал надолго. Не жил в других городах, а тем более странах… — Он прошел к дивану и встал рядом с Зурабом, устремив взгляд на картину с парусником. — Мне она всегда нравилась, — сказал Гио, ткнув в нее пальцем. — А ты, наверное, и моря не видел ни разу?

— Бывал в Батуми.

— До того, как начал бухать?

— Да.

— Ты вообще пытался чего-то добиться в жизни? Или сдался без борьбы?

— Зачем тебе это знать? Ведь ты не испытываешь ко мне никаких родственных чувств.

— Я любопытный.

— Когда-то у меня были крылья, как у Пегаса, любимца муз. Потом они сломались, и я ждал, когда они заживут.

— И?

— Когда это произошло, мне уже не хотелось взлетать.

— У тебя был творческий кризис, что ли?

— И он тоже…

— Смотри-ка, я помог тебе его преодолеть. Ты снова пишешь. И отлично получается! Надеюсь, тебе хватит упорства закончить книгу. Дневник свой я именно для тебя оставил, чтобы ты встряхнулся! А то что-то ты уже в амебу превращаться стал.

— Зачем? Ты же меня ненавидишь так же сильно, как и всех людей в целом.

— Те эмоции испытывал мальчик переходного возраста Гио Ристави, Одуванчик. Сейчас я другой человек.