Торино полез в карман, вытащил две банкноты по пятьсот евро и сунул мужчине в руку.
— Теперь она снова открыта.
Старший официант кивнул.
— Сию минуту. Я принесу вам меню. Вы уже решили, что будете пить?
— О господи, мы же только что это сказали! — выругался Торино. — Бутылку шампуня, а потом пльзеньское, пока нас отсюда не заберут врачи. И навостри лыжи, иначе мы сейчас взорвемся. Правда, здесь нет снега, поэтому беги уж так.
— Сию минуту, — ответил официант и исчез.
Трое мужчин сидели за столом. Принесли шампанское, и они подняли бокалы.
— Итак, — произнес Торино, сделал глоток и повернулся к Тому Мирсу. — Если ваша контора и сегодня не клюнет, не выделит для проекта главную страницу сайта, то вы в бизнесе разбираетесь не больше мертвого профсоюзного работника.
Мирс как раз закончил один из своих бесконечных телефонных разговоров, отпил шампанского — совсем немного, словно у него на сегодняшний вечер были еще планы, — и поморщился.
— Это впечатляюще, спору нет, — начал он. — Все выглядит очень неплохо, и я сделал все, что мог, но…
— Но что? — Лицо Торино помрачнело.
— Я не могу принять такое решение один.
Торино всегда хорошо владел ситуацией. Всегда считал, что страсти и эмоции вредят успеху в делах. Были, конечно, в его сфере развратные вечеринки, но особо он не проявлял эмоций с начала работы «Integrated Entertainments». На это просто не было времени. Кроме того, Торино относился к тем людям, для которых важнее игры чувств оказывались предпринимательский риск и связанные с этим барыши. Эмоции — это для мечтателей и идиотов. Но сейчас его терпение чуть не лопнуло.
— Скажи лучше, что тебе еще нужно согласовать это с какими-то сраными юристами!
— Ситуация для нас довольно непростая, — ответил Мирс. — Что насчет этого говорил прусский король, Старый Фриц?
Торино и Йохен пожали плечами.
— Он много чего говорил.
— Кто играет с обезьяной, того она рано или поздно укусит. Или что-то в этом роде, — продолжал Мирс.
Лицо Торино от этого сравнения помрачнело еще больше.
— Шоу — просто бомба, оно привлекает не только обычных людей, но и множество извращенцев. Поэтому для нас остается риск испортить свою репутацию.
— Ты хочешь играть с обезьянами, но не хочешь, чтобы тебя кусали? — спросил Торино, в то время как Йохен, покачивая шампанское в бокале, неотрывно следил за Мирсом взглядом.
— Любого могут укусить, — ответил Мирс и, вытянув губы трубочкой, отхлебнул еще немного шампанского. — Мы просто хотим убедиться, что после укуса у нас будет под рукой противостолбнячная сыворотка. Для этого нам нужны юристы. — Он встал.
— Уже уходишь? — удивился Торино. — Мы же только начали!
— Я посоветуюсь с юридическим отделом в Купертино.
— Так позвони им по-быстрому, и продолжим праздновать, — предложил Кабан Йохен.
Мирс впервые улыбнулся.
— Большое спасибо, но мне нужно переговорить в спокойной обстановке. Лучше всего это сделать в гостиничном номере. — Он сунул свой «Блэкберри» в карман. — Как только закончу, сразу вернусь. До гостиницы «Хилтон» на Жандарменмаркт всего шесть минут.
Торино кивнул. В его взгляде читалось понимание и легкое разочарование от того, что дело все еще не улажено.
— Договорились, но скажи юристам, чтобы оценили доходный потенциал, а не только предъявили какие-нибудь параграфы.
— Обязательно, — ответил Мирс, — потом и поговорим.
Он кивнул всем и направился к выходу.
— Насрать! — бросил Торино Йохену и взялся за мобильник. — Нам этим праздник не испортишь. Позвоним девочкам.
Они провожали Мирса взглядом, пока он не исчез за дверью.
У двери за столиком посетитель с короткими светлыми волосами тоже взглянул вслед Мирсу.
Мужчина в очках в матовой оправе из нержавеющей стали.
— Катарсис, — сказал Фридрих, расхаживая по комнате взад и вперед, как по университетской кафедре. — Очищение. Сознание, так сказать, проветривается, высвобождая тягостные вещи. — Он остановился у постера с изображением Страшного суда. — Чем травматичнее переживание, которое нужно переработать, тем радикальнее будет проходить катарсис. — Он на секунду остановился и продолжил: — Наш преступник без очевидной сексуальной мотивации убивает женщин. Он инсценировал лишь одно изнасилование, чтобы запутать следствие и показать, что его нельзя поймать, такой он умный и непобедимый. Так?
— Так.
— Он убивает женщин, чтобы принести жертву кому-то. Это приводит нас к двум логическим выводам. — Фридрих вопросительно взглянул на Клару. — Первый?
— Первый вывод: человеком, которого он убил, у которого он просит прощения и приносит жертвы, была женщина.
— Очень хорошо, — кивнул Фридрих. — И если мы сделаем второй вывод, то узнаем о нашем убийце еще больше.
— Какой же вывод?
— Ему нужен катарсис, чтобы очиститься самому. — Фридрих вернулся к креслу и остановился под черепом на шкафу.
— Вы считаете, что его самого осквернили? — спросила Клара. — Унизили? Может быть, мать? Своего рода Норман Бейтс интернет-эпохи, который мстит женщинам?
— Нет, — возразил Фридрих, — думаю, это маловероятно. Большинство насильников — мужчины, как, впрочем, и серийные убийцы. Я думаю, что нашего преступника изнасиловал мужчина.
— Крайности присущи мужской натуре, — вздохнула Клара.
Фридрих кивнул.
— Вот поэтому среди женщин и нет ни Микеланджело, ни Моцарта. И Джека Потрошителя тоже нет.
— Это расценивать как комплимент или как свидетельство бедной женской природы?
— Считайте, как хотите, но факт остается фактом, — ответил Фридрих. — Однако вернемся к делу. Обратимся к статистике, будем исходить из того, что какой-то мужчина изнасиловал нашего убийцу. Предположим, что этот мужчина осквернил его в юном возрасте.
— Педофил? И одновременно гомосексуалист? — Клара удивленно приподняла брови.
— Есть некоторые факты, которые об этом говорят, — ответил Фридрих. — Только посмотрите, с какой неприкрытой радостью наш убийца использовал гомосексуалиста Якоба Кюртена как марионетку. Мы должны были подумать, что именно он и есть преступник.
Перед глазами у Клары снова возник прикованный к кровати труп Якоба Кюртена, высушенный и мумифицированный так, что даже пол невозможно распознать.
— И вспомните, как он цинично высмеивал Кюртена в своем письме.
Фридрих наклонился и указал пальцем на строки в отчете: «Вы, наверное, думали, что я у вас в кармане. Но результатов у вас не больше, чем крови в венах высохшего Якоба Кюртена».