— Ты даже представления не имеешь о том, что такое чувство ответственности, — воскликнула она, разворачиваясь к сестре и указывая на нее пальцем.
— Прошу тебя… — взмолилась Амайя, которой до тошноты надоел этот спор.
— Не надо меня просить… Ни ты, ни твоя сестра, ни этот забулдыга Виктор даже не догадываетесь о значении этого слова.
— Я поняла, сейчас нам всем достанется. — Она устало улыбнулась и, не повышая голоса, продолжила: — Флора, ты меня совсем не знаешь. Я уже не девятилетняя девочка, увиливающая от работы в цехе. Смею тебя уверить, что на моей работе каждый день…
— На твоей работе, — перебила ее сестра. — Кто тут говорит о твоей работе? Только ты, сестричка. Я говорю о семье, кто-то из членов которой должен был продолжать заниматься бизнесом.
— О господи, тоже мне, Майкл Корлеоне… Бизнес, семья, мафия. — Амайя насмешливо помахала в воздухе рукой со стиснутыми пальцами, и это вызвало еще более сильное негодование ее сестры.
Она швырнула на стол полотенце, которое продолжала держать в руках, и уселась в кресло так резко, что освещавшая кабинет настольная лампа задрожала. А Амайя продолжала говорить:
— Флора, вы обе, Роз и ты, жили здесь и с раннего возраста проявляли интерес к нашей кондитерской. Вы могли находиться тут часами. Роз было всего три года, когда она научилась делать пончики и кексы…
— Твоя сестра… — презрительно пробормотала Флора. — Ее любви к кондитерской хватило ненадолго. Роз испарилась, как только убедилась в том, что это по-настоящему тяжелая работа. Или ты, возможно, считаешь, что этот бизнес продержался бы сколько-нибудь долго, если бы я оставила все так, как это было при родителях? Я тут все модернизировала, от фундамента до крыши. Я сделала бизнес современным и конкурентоспособным. Ты и представить себе не можешь, какой контроль качества должна проходить продукция, чтобы ее выпустили в Европу. Единственное, что сохранилось, это название, «Бисквиты Саласар», и надпись, которой наши прапрадеды известили народ об открытии кондитерской.
— Флора, но ты сама только что подтвердила мою правоту. Только ты могла совершить подобные перемены, потому что ты обожаешь этот бизнес.
Ее последние слова дошли до сознания Флоры. Амайя с удовлетворением отметила, что искаженное возмущением и презрением лицо сестры разгладилось. Негодование уступило место горделивому самодовольству. Она огляделась вокруг и выпрямилась в кресле.
— Да, — согласилась она, — но дело было вовсе не в том, обожала я этот бизнес или нет, и не в том, что, как ты выразилась, это занятие принесло мне счастье. Кто-то должен был это делать, и, как всегда, это выпало мне, тем более что ни у кого, кроме меня, не хватило бы способностей достичь того, чего удалось добиться мне. Так что это чистой воды здравомыслие и чувство ответственности. Но в любом случае это тяжелая ноша, и на меня ее просто взвалили. Я была вынуждена сохранить родительское наследие, предприятие, в которое айта и ама вложили столько сил, а также его репутацию и традиции. Я потратила много сил, но я горжусь тем, чего достигла.
— Ты так говоришь, как будто вынуждена держать на своих плечах тяжесть всего мира. Как ты думаешь, что бы произошло, если бы ты посвятила свою жизнь чему-то другому?
— Я тебе уже сказала — кондитерской уже не существовало бы.
— Возможно, дело продолжила бы Роз. Ей всегда нравился этот бизнес.
— Нет, ей нравился не бизнес. Она любит делать печенье, а это совсем другое. Я не хочу и пытаться представлять себе, как все было бы, если бы тут всем заправляла Роз, ты просто не понимаешь, что говоришь… Она и себе не даст ладу. Роз — это воплощение безответственности и инфантильности. Кажется, она до сих пор уверена в том, что деньги падают с неба. Если бы родители не оставили ей дом, ей сейчас было бы негде жить. Да еще этот ублюдок, которого она взяла себе в мужья, наркоман и бездельник, только и знающий, как тянуть у нее деньги и морочить голову барышням. Это она, по-твоему, способна двигать этот бизнес вперед? У нее для этого ничего нет и негде взять. А если я ошибаюсь, то скажи мне, где она сейчас? Почему она не спешит продемонстрировать свои таланты здесь, в кондитерской?
— Возможно, если бы ты не была к ней так строга…
— Жизнь — это суровая штука, сестра, — презрительным тоном оборвала ее Флора.
— Я думаю, что Розаура хорошая девочка, а ошибиться в выборе супруга способен кто угодно.
Флора вспыхнула, как будто ее осветил луч света. Она молчала, пристально глядя на сестру, и Амайя поняла, что она думает о Викторе.
— Флора, я не имела в виду Виктора.
— Понятно! — прозвучало в ответ, и Амайя почувствовала, что сестра готовится пустить в ход всю свою тяжелую артиллерию.
— Флора…
— Да, вы обе такие хорошие и хотите только добра, но скажи мне одну вещь, хорошая девочка, где была ты, когда ама заболела?
Амайю даже передернуло от отвращения. Она сокрушенно покачала головой.
— Флора, давай не будем об этом?
— Что случилось, хорошая девочка? Тебе неприятно говорить о том, как ты покинула свою больную мать?
— Черт возьми, Флора. Кто тут болен, так это ты, — возмутилась Амайя. — Мне было двадцать лет, я училась в Памплоне и каждую неделю на выходные приезжала домой. А ты и Роз все время находились здесь. Вы здесь жили и работали и уже были замужем.
Флора поднялась из кресла и подошла к ней.
— Этого было недостаточно. Ты приезжала в пятницу, а в воскресенье уже уезжала. Тебе известно, сколько дней в неделе? Семь. А при них семь ночей, — произнесла она, поднося к лицу Амайи раскрытую ладонь и два пальца второй руки. — И знаешь, кто находился у постели амы каждую ночь? Я. Не ты, а я. — Она яростно ударила себя кулаком в грудь. — Я кормила ее с ложки, купала, укладывала, меняла пеленки и снова укладывала. Я ее поила, а она мочилась снова и снова. Она отвешивала мне затрещины, оскорбляла меня и проклинала. Меня, единственную из своих дочерей, кто был с ней рядом. Единственную, кто всегда был с ней рядом. Утром приходила Роз и везла ее гулять в парк, а я открывала цех, проведя всю ночь на ногах. А когда я возвращалась домой, все повторялось сначала. Изо дня в день одно и то же. Я ни от кого не видела помощи, потому что на Виктора тоже нельзя было положиться. Хотя, в конце концов, это была не его мать. Он ухаживал за своей матушкой, когда она заболела и умерла. Но ему повезло больше. Это была пневмония, которая унесла ее за два месяца. Мне пришлось сражаться три года. Так что, хорошие девочки, скажите мне, где вы были, а также имею ли я право обвинять вас в безответственности.
Она отвернулась от Амайи и медленно вернулась к столу, где снова села в кресло.
— Я думаю, что ты несправедлива. Насколько я помню, Роз брала дополнительные ночные смены, чтобы сменить тебя утром, и ты сама настояла на том, чтобы ама жила с тобой, когда умер айта. Ты всегда хорошо с ней ладила. У вас с ней были особенные отношения, которых у нее не было с Роз, не говоря уже обо мне. Кроме того, ты и Роз — старшие дочери, а я была совсем девчонкой и к тому же жила в другом городе. Я всегда приезжала, когда могла, и ты знаешь, что мы обе согласились поместить ее в больницу, когда ее состояние ухудшилось. Мы единодушно тебя поддержали, когда пришлось признать ее недееспособной. Мы даже предложили деньги, чтобы оплатить ее содержание в центре.