Кейд вошел в тот момент, когда Фэйф накладывала себе еще мороженого из большой картонной коробки. Он сразу оценил атмосферу и постарался было улизнуть незамеченным, но не проявил необходимой сноровки.
— Садись. Я не кусаюсь.
Фэйф закурила и так, с сигаретой в одной руке, продолжала есть.
— Все умчались в церковь, спасать свои бессмертные души. Тетя Рози поехала с Лайлой, наверное, ее церковь нравится тетушке больше, чем мамина. И поэтому она напялила на голову шляпу величиной с блюдо для индейки, а на ногах у нее зеленые кроссовки. Мама бы такого не вынесла.
— Жаль, не видел.
Кейд тоже запустил ложку в коробку с мороженым.
— Итак, что случилось?
— Почему обязательно должно что-нибудь случиться? Я довольна, как курица, которая снесла золотое яйцо.
И она пристально поглядела на Кейда. Взгляд его синих, как у нее, глаз был утомленно-ленив, а на губах мелькала удовлетворенная усмешка. Фэйф знала, какой вид активности заставляет мужчину так улыбаться.
— Ты только явился. Ну-ну-ну. Кого-то ты в эту ночь осчастливил.
Кейд облизал ложку и в свою очередь внимательно посмотрел на Фэйф.
— А ты никого. Но я не собираюсь обсуждать свою сексуальную жизнь за мороженым.
— Значит, ты был с Тори Боден. Ну разве это не замечательно?
— Мне понравилось. — И Кейд наскреб вторую ложку. — Но ты в это не вмешивайся, Фэйф.
— Да с чего бы? Какое мне дело? Просто я не понимаю, что ты в ней видишь такого особенного. Да, она достаточно хорошенькая, но такая холодная. Она же тебя заморозит. Она совсем другая, чем мы.
— Ты переменишь мнение, когда узнаешь ее поближе. Тебе не помешает завести подругу, Фэйф.
— Я скверная подруга, можешь хоть кого спросить. Да и нравится она мне не очень. Ты можешь несколько раз с ней трахнуться, это твое дело. Эй!
И она оскорбленно взглянула на Кейда, когда он схватил ее запястье и пригвоздил руку к столу.
— Нет, это не то, что ты думаешь. — Голос его прошелестел, как шелк, а в глазах загорелся гневный огонек. — Секс не всегда способ убить время.
— Мне больно.
— Ты сама в этом виновата.
Он отпустил ее руку и бросил ложку в раковину.
Фэйф задумчиво потерла запястье.
— Вот этого я как раз избегаю, а ты позволяешь топтать свое сердце. Дело твое, но вот что я тебе скажу. Не понимаю, как можно хотеть быть с Тори. Есть в ней что-то, не позволяющее ее любить.
— А я не знаю, хочу я или нет, и не желаю этого знать. Между прочим, Фэйф, ты и не подозреваешь, как вы с ней похожи. Вы обе не позволяете себе отдаться чувству из страха, что это может причинить боль. Но она из-за этого замыкается в себе, а ты клин клином вышибаешь.
— И совсем я на нее не похожа! — крикнула Фэйф ему вслед. — И я вообще ни на кого не похожа. Я сама по себе.
В ярости она швырнула ложку через всю кухню и взбежала по лестнице в спальню переодеваться.
Злость и ярость надо было на ком-то выместить, и ее мысли снова обратились к Уэйду. Оделась она с особой тщательностью.
Она желает выглядеть сногсшибательно, когда растопчет его сердце, а его самого разорвет на кусочки под звуки ликующей песни. На ней было темно-синее шелковое платье, подчеркивающее цвет ее глаз. Он его запомнит надолго.
Фэйф хотела распахнуть дверь его квартиры, но сдержалась и постучала. Никто не ответил, она вошла, и до ее слуха донеслись странные звуки, словно кто-то слегка хныкал и поскуливал. Фэйф округлила глаза. Неужели он притащил наверх какого-нибудь больного щенка? Как она могла связаться с мужчиной, который больше думает о бродячих собаках, чем о женщине?
Слава богу, она наконец прозрела.
А потом он открыл дверь, взъерошенный, заспанный. На нем были только джинсы, которые он не позаботился застегнуть.
Она схватила Уэйда за руку и сунула ему ключ от его квартиры.
— Это для начала. И еще я скажу тебе пару ласковых, а потом — прости навек.
— А сколько сейчас времени?
— Уже почти полдень.
— Господи, но я должен быть у матери через час.
— Да от тебя разит, как из бутылки с дешевым пойлом.
— Нет, это был дорогой «Бурбон».
— Вот как! — И Фэйф подбоченилась. — Ты полночи пьянствовал, а потом развратничал. Надеюсь, тебе понравилось. С кем, черт побери?
— С кем?
— Да, кто эта шлюшка, с которой ты меня чередуешь?
Фэйф схватила настольную лампу, выдернув шнур из розетки, и запустила ею в Уэйда. Лампа грохнулась, разбилась, и из спальни послышалось хныканье.
— Ах ты, сукин сын! Так она еще здесь?
— Кто? Черт побери, что это с тобой? Ты разбила мою лампу!
— Я разобью тебе всю физиономию. — И Фэйф в ярости бросилась в спальню.
На кровати, прижавшись к подушке, скулил черный щенок.
— Где она?
— Да кто?
— Сука, с которой ты спишь.
— Единственная сука, кроме тебя, с которой я сплю, — вот эта, — и он указал на щенка. — И она со мной только пару часов.
— Ты считаешь, что над этим можно шутить? Где ты был вчера ночью?
— Да, черт возьми, уезжал проветриться.
Он зашаркал в ванную и стал искать в аптечке аспирин.
— Я приехала сюда в девять и прождала почти до часу.
Уэйд вынул четыре таблетки и запил их тепловатой водой.
— Не помню, чтобы мы договаривались насчет вчерашнего вечера. Ведь ты не любишь ничего планировать заранее. Тебе не нравятся обязательства, они лишают вдохновения.
— Но это был субботний вечер. Ты знал, что я могу приехать.
— Нет, Фэйф. Я ничего не могу знать заранее. Ты не даешь мне этой возможности.
«Он увиливает от темы разговора», — подумала Фэйф.
— Я желаю знать, где ты был и с кем.
— А не слишком ли много требований со стороны той, которая отвергает все требования? Которую интересует лишь грубый секс, для которой все игра и забава? Ты же сама утвердила эти правила.
— Но я не вру тебе, — с чувством собственного достоинства возразила Фэйф. — Когда я сплю с одним мужчиной, я не бегаю на свиданки к другим. И ожидаю такого же отношения к себе.
— Но я не был с женщиной. Мы пили с Дуайтом.
— Врешь! Дуайт Фрэзир — женат, и он не мог ночью пить и шляться с тобой.
— Я не знаю, где он был после десяти вечера. Наверное, под одеялом с Лисси. Но сначала они поехали в кино, и я увязался с ними. А потом они отправились к себе, а я купил бутылку и поехал проветриться. Я напился. После этого вернулся домой. Но если бы я занялся еще чем-нибудь, то ведь я свободен делать то, что хочу. Так же, как ты. Ты сама всегда хотела свободы отношений.