Она заметила, как девочка забеспокоилась при слове «прощение». Как ее глаза заблестели после этого слова. Она хотела что-то сказать, но уста не повиновались ей.
— Что такое, Сара? Ты хочешь о чем-то рассказать маме?
Уголки рта у Сары поползли вниз, а губы задрожали. Что-то было не в порядке.
— Что-то про того человека?
Девочка кивнула, у нее тихо потекли слезы.
Рахиль неосознанно задержала дыхание.
— Что такое, скажи мне?
Малышка испугалась строгой интонации, но рот наконец раскрыла.
— Я делала кое-что из того, что вы мне запрещали.
— Что же, Сара, ответь.
— Я рассматривала фотоальбом в час покоя, пока вы все сидели на кухне с библиями. Прости, мама. Я знаю, что это было дурно.
— Ах, Сара. — Голова ее упала. — Это всё?
Дочка покачала головой.
— И на фотографию человека, забравшего Магдалену и Самуэля, я тоже смотрела. Поэтому все случилось? Мне нельзя было на него смотреть, раз он оказался Дьяволом?
Рахиль втянула воздух в самую глубину легких. Она не знала ответа.
— Там есть его фотография?
Сара всхлипнула.
— Да, перед домом для сбора общины, когда все собрались на венчание Йоханнаса и Дины.
Неужели он действительно оказался запечатлен на той фотографии?
— Где этот снимок? Покажи мне, Сара. Сейчас же!
Она с шумом вытащила альбом и указала на фото.
Уф, думала Рахиль, для чего оно может пригодиться? Пустое.
Она с отвращением посмотрела на снимок. Вытащила его из держателя. Погладила дочку по волосам и успокоила ее, сказав, что та прощена. Затем взяла фотографию и бросила ее на стол перед своим неподвижным мужем.
— Вот, Йошуа, это твой противник, — указала на голову, видневшуюся в последнем ряду. Голова была совсем крошечной, он словно специально пристроился подальше, спрятавшись за впереди стоящими, и не смотрел в объектив фотоаппарата. Его голову можно было принять за чью угодно, если не приглядываться. — Завтра утром как можно раньше ты пойдешь в налоговую инспекцию и скажешь им, что твой страховой взнос был уплачен по ошибке. Что нам необходимо получить эти деньги обратно, иначе мы разоримся. Ты понял, Йошуа? Утром все сделаешь.
Утром в понедельник Рахиль глядела в окно на поднимающееся за церковью Доллерупа солнце. Длинные дрожащие лучи в жемчужной дымке, во всем своем величии протянутые Богом. Как могла эта безграничная красота взвалить на нее такой тяжкий крест? И как осмеливалась она, Рахиль, задаваться подобным вопросом? Она ведь прекрасно знала — пути Господни неисповедимы.
Рахиль вытянула губы, чтобы не разрыдаться, вновь сложила руки и прикрыла глаза.
Всю ночь она молилась, как делала не раз и прежде, обволакиваемая умиротворяющими объятиями общины, однако теперь на нее не снизошло умиротворения. Ибо настало время испытаний, роковой час Иова, и боль не покидала ее.
Когда солнце погрузилось в гущу облаков и Йошуа уехал в коммуну, чтобы искать поддержки в своем желании вернуть добровольный взнос, поступивший от «Машинопрокатной станции Крогха», силы оказались почти на исходе.
— Йозеф, тебе придется остаться дома после гимназии и присмотреть за сестрами, — попросила она старшего. Ей было необходимо отвлечься от Сары и Мириам, чтобы собраться.
Когда Йошуа вернется, он — Господь позаботился об этом — принесет с собой деньги. Они договорились, что он обратится с чеком в «Вестюск Банк» и попросит раскидать всю сумму, сделав переводы на соответствующие счета в «Нордеа», «Дэнске Банк», «Юске Банк», «Спарекассен Кронюлланд» и «Альминели Бранд Банк». В итоге конечная сумма сложится из наличных выплат из каждого банка примерно по сто шестьдесят пять тысяч крон, и все это можно было проделать без каких бы то ни было затруднений. Если Йошуа где-нибудь выдадут новые купюры, их можно будет запачкать или помять и перемешать их с купюрами из других банковских отделений. Таким образом они гарантировали, во-первых, получение всей суммы денег, а во-вторых, то, что дьявол, похитивший их детей, не заподозрит их в том, что купюры меченые.
Рахиль заказала билеты с местами на вечерний междугородний поезд, прибывающий в Оденсе в 19:29, и далее на скорый поезд до Копенгагена, и принялась ждать мужа. Она рассчитывала, что он придет в двенадцать-час, но он явился уже в половине одиннадцатого.
— Йошуа, деньги у тебя? — спросила она, хотя с первого взгляда поняла, что денег у него не было.
— Все не так просто, Рахиль. Но я предполагал это, — ответил он слабым голосом. — В коммуне готовы попытаться нам помочь, однако счет принадлежит налоговым органам, а там разбираются небыстро. Это ужасно.
— Ты настаивал, Йошуа, да? Ты ведь настаивал? У нас нет в запасе и дня. Банки работают до четырех. — Теперь она пришла в отчаяние. — Что ты им сказал? Скажи мне.
— Я сказал, что мне нужны деньги. Что это была ошибка с моей стороны, то, что они оказались выплачены. Что у меня проблемы с компьютером и я не смог вовремя заметить неполадку. Что переводы на наши счета произошли по ошибке, и что из моего компьютера пропали все фактуры, на что я сначала не обратил внимания. Потом сказал, что сегодня ко мне обратились несколько поставщиков и что мы потеряем самых важных из них, если не заплатим им немедленно. Что поставщики находятся под сильным давлением финансового кризиса и вынуждены просить свои жнейки обратно, чтобы продать их клиентам, которые, в свою очередь, желают приобрести их с большими скидками. Я сказал, что мы утратим наши лизинговые преимущества и что это обойдется нам слишком дорого. Что настоящий момент критичен и для нас.
— О господи. Неужели обязательно было так все усложнять, Йошуа? Зачем?
— Я смог додуматься только до этого. — Он тяжело опустился на стул и положил на стол пустой портфель. — Мне тоже тяжело, Рахиль. Я не могу думать так, как обычно. Я не спал всю ночь.
— Мой Бог… Что же нам теперь делать?
— Придется нам обратиться к общине. Что еще?
Рахиль сжала губы и представила себе Самуэля и Магдалену. Бедные невинные детки, что такого они могли натворить, чтобы заслужить столь горькую участь?
Они удостоверились, что настоятель их общины у себя дома, и, едва успели накинуть верхнюю одежду, собираясь идти к нему, как в дверь позвонили.
Что до Рахили, она бы не открыла, но ее супруг имел не такую ясную голову.
Они не были знакомы с женщиной, стоявшей в дверях с папкой в руке, и совершенно не желали с ней разговаривать.
— Исабель Йонссон. Я из коммуны, — представилась она и вошла в прихожую.
При этих словах у Рахиль затеплилась надежда. Наверняка эта женщина принесла с собой бумаги, которые им нужно подписать. Она все уладила. Значит, муж у нее не так уж и глуп.