Акам донес своей хозяйке, что сын Посейдона поселил с собой переводчика из раньше привезенных афинян.
– Но при этом он не отказывался от рабынь.
– И что это означает?
– Я не пойму, кого он предпочитает – женщин или мужчин?
Гекала усмехнулась:
– Тебе не все равно?
– Но я же должен знать, кого для него готовить.
– Мне не нужна постоянная слежка за этим мальчишкой, он не так ценен, как тебе кажется. Нельзя только допустить, чтобы ему что-то выболтал Дедал. Позови-ка ко мне этого выдумщика.
Дедал стоял, сложив руки на груди и вперившись взглядом в незаконченную статую. Что-то не нравилось скульптору, что-то было не так. О его статуях говорили, будто они движутся. Да, Дедалу удавалось создавать именно такие творения. Мало того, он научил и художников рисовать людей и животных так, чтобы казалось, что они всего лишь на мгновение замерли, готовые продолжить свой бег, полет над спиной быка, игру в мяч или просто беседу.
Но эта статуя была явно неудачной, она не желала двигаться. Великолепная женская фигурка застыла, словно заколдованная. Дедал никому не говорил, что создавал статую богини, представляя царскую дочь Ариадну, вернее, то, как она будет выглядеть, когда станет женщиной. Точеная фигурка с тонкой талией, большой грудью и поистине царской статью… Руки подняты вперед и в стороны. В ее позе легкое напряжение, а руки спокойны.
И вдруг он понял. Нет, не благословение толпы должно быть в жесте будущей царицы, а божественные змеи в руках у богини. Тогда будет объяснимо это напряжение – она держит змей, которые извиваются!
Намочил глину, поспешно взялся исправлять.
Уже была готова одна рука, когда пришел посланец Верховной жрицы Акам. Дедал терпеть не мог этого шептуна. Все он знает обо всех, так и кажется, что заглядывает в рот, считая куски, когда ешь.
Конечно, бросать работу, которая стала получаться, очень не хотелось, но от приглашения Верховной жрицы, которое больше похоже на приказ, отказываться нельзя. Дедал вздохнул, стараясь сделать это как можно незаметней, вымыл руки, переоделся и отправился во дворец, где в небольшом помещении было устроено святилище – храм для царской семьи.
Возвращался он, будучи страшно недоволен. Зачем ему какой-то афинский царевич? Неужели Верховная жрица не понимает, что Дедалу больше всего хотелось забыть то, что когда-то произошло в Афинах, а значит, забыть и сами Афины?! Сын Эгея приплыл, чтобы убить Минотавра! И что должен делать сам Дедал, держать человекобыка, пока Тезей будет наносить тому смертельные раны?
У Дедала была причина не вспоминать Афины, хотя виноват во всем был он сам. Прекрасный скульптор и неугомонный изобретатель, Дедал в Афинах пользовался не просто уважением, ему поклонялись. Конечно, не как Зевсу или даже Аполлону, но не меньше, чем царю. Он создавал прекрасные статуи, строил дома, даже дворец, и не его вина, что у афинского царя не доставало средств, чтобы заполучить нечто похожее на кносскую махину. Дедал вполне мог соорудить и канализацию, как на Крите и Тире, и подъемники, которые приводили в движение быки, идущие по кругу, и подачу воды в любые помещения… Он мог создавать статуи и мебель, изящную посуду и каменные дома, но больше всего ему нравилось придумывать разные вещи, которые приводили окружающих в изумление.
Дедал с удовольствием вспоминал деревянного быка, сделанного для акробатов группы Скира, и корову, которую когда-то создал для сошедшей в своей похоти с ума царицы Пасифаи, чтобы царица смогла пробраться внутрь и спариться с ничего не подозревавшим быком. Пасифае пришлось несколько дней спать вместе с коровами и не мыться, чтобы от нее пахло навозом, а не благовониями, а потом терпеть недюжинную силу быка, но она получила желаемое. Рабыни болтали, что царица сказала, мол, такого удовольствия вперемешку с болью она не испытывала никогда.
Царь Минос обиделся и больше к супруге не подходил, принявшись за самих рабынь. С тех пор во дворце, да и во всем Кноссе появилось много мальчишек, сильно напоминавших своей внешностью царя. Но кто же будет в обиде, если получит золотое украшение и родит здорового младенца? Рабыни не противились.
А Пасифая после своего безумства родила ребенка с бычьей головой. Младенец был слишком велик, его голова не могла пройти наружу, и жрицы, которые помогали царице, сказали, что спасти можно либо мать, либо ребенка, но если промедлить, то погибнут оба. Царь Минос ненавидел свою супругу, так унизившую его мужское самолюбие, а потому сказал, чтобы спасали ребенка. Позже он очень жалел, что не промедлил, потому что попросту вырезанный из чрева матери младенец оказался чудовищем. Так и росло это чудовище в подвалах дворца в Лабиринте.
На Дедала царь Минос зла не держал, даже самый именитый скульптор не мог отказать царице, это стоило бы ему жизни. На Крите женщины имеют больше власти, чем мужчины.
А из Афин Дедал бежал после совершенного убийства.
Он не желал вспоминать тот кошмар, иногда не понимая, что на него нашло. Именно тогда Дедалу стали удаваться скульптуры, о которых говорили, что они движутся. Это было счастьем – осознать, что в чем-то ты равен богам! Но одна скульптура не удавалась, как сейчас изображение Ариадны в виде Богини-матери, – не хватало какого-то штриха, одной детали, чтобы она ожила.
Дедал вернулся из дворца, когда увидел, как его ученик Талос уверенно исправляет руки скульптуры. Это и был тот самый штрих… Изображение ожило. Вместо того чтобы похвалить ученика, Дедал круто развернулся и ушел на берег. Он стоял, подставив лицо соленому ветру и брызгам, на самом краю утеса и думал о том, что придется уступить свое место Талосу. Ученик оказался талантливей учителя, он пойдет дальше, и сам Дедал станет никому не нужен. Сообразительный Талос быстро научится и выдумывать разные приспособления. Тогда Дедалу придется идти к нему в подмастерье.
Горечь заливала сердце Дедала, считавшего себя недосягаемым для смертных и равным богам. Вот как наказывают боги – они просто наделяют большим талантом другого, и этот другой оказывается рядом.
– Учитель. – Талос, нашедший, наконец, своего наставника на берегу, всего лишь тронул его за плечо, чтобы подать теплый плащ, стоять на холодном ветру раздетым опасно.
– Ты?! – почти взревел Дедал.
Ярость накатила черной волной, почти затмила ум и сердце, застлала глаза. Он сделал резкое движение, и… Талос летел вниз с обрыва, словно большая синяя птица – в его руках развевался плащ Дедала. Учитель занес ногу, чтобы шагнуть следом, но сильный порыв ветра отбросил его назад. Этот же порыв швырнул тело Талоса на острые выступы скалы, лишая надежды выжить.
Все существо охватил такой ужас, что несколько мгновений Дедал стоял, как скала, а потом бросился бежать. Но не вниз, чтобы посмотреть, не выжил ли Талос, а прочь – спрятаться от всех и от себя тоже. В мастерской он уничтожил проклятую статую и забился в дальний угол, рыдая.
Талоса нашли утром, конечно, он был мертв, но уверенности, что умер сразу, пока летел, ударяясь о скалы, не было. Дедал мог сделать вид, что ничего не знает об ученике, тем более, в мастерской они были одни, да и рабы не выдали бы своего хозяина. Но Дедал не смог, когда спросили, почему его плащ оказался зажат в руке несчастного Талоса, не солгал, рассказал все честно.