– Раз-два-три-четыре-пять, – шепотом произнесла Кэри и пальцами коснулась жестких губ. – Я иду тебя встречать…
Ее.
Чужую женщину, посмевшую явиться в дом Кэри.
– …нельзя отдавать то, что принадлежит тебе, сестричка. – Сверр стоял сзади, слишком близко, чтобы Кэри чувствовала себя в безопасности. Он больше не пытался прикоснуться, но держал взглядом. И собственная обнаженная шея казалась беззащитной.
Нельзя отдавать.
Правильно.
– Мы ведь одной крови. – Кэри произнесла это шепотом, касаясь своего отражения. На стекле остались отпечатки пальцев. – Одной. Только я не безумна.
Кэри приподняла подбородок, еще раз окинув себя придирчивым взглядом. Быть может, и хорошо, что она столь тщательно готовилась к этому ужину. Девочка?
Нет. Девушка.
Платье строгих линий, оставляет обнаженными шею и плечи. Гридеперлевый шелк оттеняет белизну кожи, которая кажется почти прозрачной. И на ней узором, вязью выделяется цепочка.
Механическое сердце стучит.
Она готова к встрече?
Пожалуй.
Лэрдис из Титанидов была… яркой.
– Добрый вечер, – произнесла она низким грудным голосом.
Высокая.
И стройная, с фигурой идеальной, как манекен Ворта. Вечернее платье из нефритовой тафты, которая то отливала ярким золотом, то вдруг гасла, пряталась в мягких складках подола.
– Добрый вечер, – эхом отозвалась Кэри.
Неприлично разглядывать гостью так… долго? Открыто?
Плевать на приличия.
Идеальная талия и высокая грудь, прикрытая дымкой кружев. Аккуратный воротничок почти касается изящных ушек, и черные жемчужины мерцают, манят прикоснуться. Жемчужная же фероньерка подчеркивает длину этой шеи. Волосы уложены по моде, мирсальской волной, но прическа эта выглядит естественной…
– Ах, милая, – Лэрдис протянула руки, и Кэри, словно во сне, коснулась атласных перчаток, – понимаю, что явилась не вовремя, без предупреждения…
Почти дружеский жест, и губы целуют воздух у щеки.
Запах лаванды щекочет ноздри. А белая эгретка в волосах Лэрдис покачивается…
– Но ты, должно быть, слышала, что не в моих привычках ограничивать себя. – Лэрдис разглядывала Кэри жадно, и в льдистых ее глазах виделось… презрение?
Нет, другое что-то.
Раздражение?
– А правила – это так скучно… – Лэрдис не спешила отпускать руки, и Кэри держалась. Соприкасались лишь кончики пальцев да юбки, но и этого было чересчур много.
– Могу я узнать, что привело вас…
– …тебя…
– …что привело тебя в мой дом?
– Твой ли? – Лэрдис резко опустила руки.
– Мой, – с улыбкой подтвердила Кэри. – Прошу, присаживайся. Я распорядилась подать чаю, надеюсь, ты любишь чай?
– Предпочитаю кофе.
– К сожалению, гостей я не ждала, поэтому не знаю, остался ли кофе…
– Помнится, Брокк весьма его любил. – Лэрдис устроилась в кресле.
Золотая холодная женщина.
Враг.
…Сверр ненавидел тех, кто прикасался к Кэри, утверждал, что на коже ее следом чужака остается запах. Это его бесило, и сейчас Кэри как никогда понимала брата.
– Мой муж изменил свои привычки.
– Или тебе так только кажется, – заметила Лэрдис, мило улыбаясь. И плеснула светом алмазная пыль ее эгретки, точно вызов…
Не поддаваться.
У ревности вкус чая, даже не чая – кипятка, который обжигает нёбо. И Кэри отставляет чашку, заставляя себя дышать.
Улыбаться. Смотреть. Рассматривать. Притворяться, что этот неурочный визит вовсе не в тягость.
– Кстати, – Лэрдис разглядывает чашку, и Кэри, и комнату, и, кажется, внимательный взгляд ее проникает сквозь стены, пробирается в самые потаенные уголки старого дома, – а где мой мальчик?
– Работает…
– Конечно, он всегда так много работал… и ничего-то не меняется. – Лэрдис к чаю не притронулась. Отставив чашку, она откинулась на спинку кресла, а руки положила на подлокотники, поза ее была вызывающе-мужской, но и при этом нельзя было назвать ее нелепой.
– Кое-что изменилось. – Кэри поморщилась.
Язык саднило, да и горло тоже.
– Ты об этой нелепой свадьбе? Брось, милая, когда брак хоть что-то менял? – Рука-змея в золоте перчатки. Тонкие атласные пальцы, и невесомая пыльца пудры на них. – Тем более такой.
– Какой?
– Все знают, что ваша свадьба – это попытка Короля сделать хорошую мину при плохой игре. Твой жених от тебя сбежал, вот Король и взял первого, кто подвернулся под руку. Ко всему, Брокк слишком многим Королю обязан, чтобы возражать. Да и для него, если разобраться, ты неплохая партия. Милая домашняя девочка без особых амбиций… простоватая, конечно.
Она говорила это с очаровательной улыбкой, и каждое слово пробивалось сквозь щит отчуждения. А от Сверра спасал, но она хуже. Сверр был безумен, а Лэрдис понимает, что делает.
Но зачем?
Не из любви к Брокку, любовь бы Кэри поняла.
– И я даже верю, что он попытается тебя любить.
– Попытается?
…хорошо бы.
– Конечно. Он ведь должен, а у Брокка гипертрофировано чувство долга… – Лэрдис коснулась свечей, и огоньки скользнули по атласу перчаток, не опалив ее. – Да и есть в тебе очарование юности, способное увлечь… на некоторое время. А потом ему станет скучно.
– Неужели? – Кэри проклинала себя за слабость. Ей нужно ответить.
Едко.
Красиво.
А в голове пустота и обида, которую Кэри старательно глушит, приказывая себе держаться.
– Скука разрушила куда больше браков, чем измены… – Лэрдис задумчиво провела мизинцем по узору из живого железа. Обручальный браслет ее терялся в кружевной вязи, словно являясь ее продолжением. – Он надоест тебе, а ты – ему… причем ты ему скорее.
– Зачем ты пришла?
Щеки вспыхнули, и это проявление слабости разозлило Кэри. В конце концов, какое право имеет Лэрдис появляться здесь? Говорить подобные вещи? Смотреть так, точно Кэри – существо низшего сорта.
Выродок.
– Услышала, что мой мальчик женился… стало интересно. – Лэрдис поднялась. – И захотелось взглянуть на… королевскую подачку. Не обижайся, но так и есть.
Дышать. Не позволять глухому черному бешенству взять верх. Оно рвется, грозясь выплеснуться волной живого железа, меняющей, уродующей.
…и вот что, значит, испытывал Сверр.