Отчет констебля.
Чистосердечное признание некоего Войтеха Гришвица, сына аптекаря, шестнадцати лет от роду. Интересный документ, написанный аккуратным, учительским даже почерком.
…полторы дюжины трупов.
И скрупулезное описание каждого убийства, словно Войтех, сын аптекаря, искренне каялся или скорее опасался, что содеянного им не хватит на виселицу. Приговорили всех…
– Давай пойдем в парк? – Таннис подхватывает скатившуюся жемчужину. – Там каток есть… правда, я кататься не умею.
– Научу.
…казнь состоялась. И казненных было трое. Доктор засвидетельствовал факт наступления смерти, а директор тюрьмы приложил список имущества, изъятого у арестантов, а заодно потрудился сделать дагерротип…
– Собирайся. – Кейрен смел недовыложенный рисунок.
Дагерротип он изъял.
…крупный парень с обвислыми щеками и короткой шеей, на которой выделялся след веревки.
Толстяк.
…худенький пацаненок, и после смерти улыбавшийся, только улыбка выходила жутковатой, больше похожей на оскал. И мелкие острые зубы гляделись вовсе нечеловеческими.
Велька.
…и бледный длинноволосый блондин с острыми чертами лица. Слишком взрослый. Слишком… чистый. Слишком… отличающийся от рисунка Таннис.
Она подобрала ирисы и, зарывшись в них лицом, пробормотала:
– А у меня вазы нет.
– Купим, – пообещал Кейрен, сгребая горстью жемчуг и монеты.
Вазу.
Дом.
Что угодно, лишь бы она, его женщина, которой к лицу нагота и темные ирисы, была счастлива.
– И все-таки, о чем ты думаешь?
– Ни о чем, – солгал Кейрен.
…о том, что не позволит ей узнать правду.