Туман облепил со всех сторон. «Совсем как в самолете, когда в облако влетаешь!» – подумала Танька, невольно нашаривая руку Богдана. Его горячие пальцы стиснули ее запястье, и он не сильно, но властно поволок ее за собой – на скрип чемоданных колесиков.
– Не темень, не туман, не морок и не обман… – скороговоркой проговорила впереди запорожская ведьмочка, и туман колыхнулся, будто густой суп помешали ложкой – впереди взметнулось помело.
Скрип-скрип, скрип-скрип – колесики чемодана…
– Не навь… – взмах помела влево.
– Не явь… – взмах помела вправо.
– Не кривда… – снова влево.
– Не правда… – снова вправо.
– Тропа на межи, дорогу покажи! – и снова с монотонностью стука поездных колес зачастила: – Не темень, не туман, не морок…
Помело вспарывало туман раз за разом. Сперва туман молчал – вязкой массой смыкался сразу за помелом, словно хотел сожрать, поглотить, задавить малейший след чужого, чуждого, стремительного… Но помело взлетало снова и снова, девичий голос частил слова – уже запинаясь, уже уставая, уже явно заплетающимся языком, но все повторял и повторял, упрямо, настырно, не переставая… и туман дрогнул – совсем чуть-чуть. Потом за помелом стала оставаться дорожка – как если вилкой провести по манной каше. И смыкалась долго и неохотно.
– Не навь, не явь, не кривда, не правда…
Скрип-скрип, скрип-скрип…
За взмахами помела в тумане оставались длинные росчерки… Скрип-скрип… Сквозь один такой росчерк Танька вдруг увидела сцепившихся в схватке воинов – в уши ворвался оглушительный лязг сражения. Скрип-скрип… Помело махнуло в другую сторону – огромный, похожий на чудовищную детскую фантазию жук сунул толстое, как бревно, жало в возникший проем. У основания жала торчал вогнанный по рукоятку меч. Раздались вопли, но следуя за взмахом помела жук исчез, сквозь новую прореху полыхнул огонь – спрятался, сунулась жуткая, похожая на деревянную маску рожа с единственным глазом в треугольной глазнице – исчезла… Они все брели и брели, скрип-скрип, Танька отлично понимала, что за это время они должны были три раза пересечь туманную низинку насквозь…
Скри… Скрип чемодана оборвался. Они стояли в сплошном тумане, и только горячие пальцы Богдана на запястье были реальностью, а все остальное – туман, туман и еще раз туман, и только впереди закручивалось воронкой белесое марево, с каждым мгновением все ускоряя и ускоряя вращение. И было в этой воронке нечто безжалостное. Окончательное.
– Не хочешь – не пойдем. – Богдан обнял Таньку за плечи и притянул к себе.
– Не хочу, – вглядываясь в белесую воронку, выдохнула она. – Но пойдем. Просто… – она сдавленно всхлипнула. – Я боюсь!
– Ну это же Ирка там одна, – рассудительно сказал Богдан. – А мы с тобой вдвоем – страшная сила!
Танька с надеждой подняла к нему голову – на глазах ее закипали слезы, а губы подрагивали испуганно. И тогда Богдан наклонился и просто прижался губами к этим дрожащим губам. Танька издала протестующий всхлип… потом закинула руки ему на плечи, и так, губы к губам, дыхание к дыханию они прыгнули в клубящуюся воронку.
Ирка тащилась по узкому и длинному проходу. Она, конечно, никогда не бывала внутри человеческого организма, но ей казалось, что кишки изнутри должны выглядеть именно так, а попавшийся на пути довольно широкий и высокий зал смахивал на желудок. Стены сияли светлой древесиной: не привычным ошкуренным срезом, а такой, какой она, наверное, видится червячку, прокладывающему ходы под корой, – живой, дышащей, пульсирующей пористой массой. «Пол», «стены» и «потолок» ритмично подрагивали, пружиня не в такт Иркиным шагами, а сами по себе. Под ногами слегка хлюпало – стоило чуть придавить поверхность сапогом, как из-под подошвы проступал остро пахнущий древесный сок и собирался в небольшие лужицы, еще более увеличивая сходство с желудком. Золотисто-янтарные прожилки тянулись везде, переплетались, сматывались в клубки, и по ним тоже толчками двигался сок. В сплетении таких клубков лучше всего было отдыхать – там обязательно оказывалось что-то вроде люльки, и легкое подрагивание, вызванное толчками сока, не раздражало, а, наоборот, прибавляло сил.
Ирка с сожалением выбралась из очередной такой люльки и, волоча за собой Айта, двинулась через зал-желудок к выходу. Сильф продержался гораздо дольше ундины, но и он уже начал выдыхаться, и воздушная платформа, на которой она «везла» Айта, теперь волочилась у самого древесного «пола» и даже иногда подскакивала, когда тот особенно шумно и глубоко «вздыхал». Но Ирка чувствовала, что идти осталось недолго. Каким-то образом, с первого же шага внутрь Великого Древа, она ощущала Алатырь-камень. Она даже видела его несколько раз. Изнутри Древо смахивало не только на чьи-то потроха, но и на громадный многоквартирный дом. Иногда Ирка оказывалась на своеобразных площадках, и тогда перед ней открывался «лестничный пролет»: ствол Великого Древа, заполненный комнатами и переходами, в самой сердцевине был полым, как шахта лифта, только без самого лифта. Ирка запрокидывала голову и видела пористые стенки, уходящие вверх до бесконечности. Точно такие же стенки уходили вниз, но в одной из ниш всегда оказывался он – Алатырь-камень. Громадный скальный валун странного черного и одновременно глубокого розового цвета (Ирка никак не могла отвязаться от мысли, что хотела бы вечернее платье с таким обалденным сочетанием), он не испускал свет, не брызгал искристыми разрядами – в нем была лишь солидность и поистине каменная невозмутимость, присущая, наверное, только особам королевской крови. Видно было, что это и есть самый главный камень среди всех камней, а всякие многокаратные «Орловы» и «Кохиноры» ему даже в гравий не годятся.
Камень в нише был точно в ободе гигантского перстня, и каждый раз эта ниша оказывалась в разных местах. То у Ирки над головой – прямо среди листьев кроны, будто это не камень, а громадное яйцо. То, наоборот, далеко-далеко-далеко внизу, среди сплетения корней, которые, по идее, должны находиться совсем в другом мире, и видеть их Ирка не могла – но вот видела же! Но чаще всего камень был в нишах ствола – то в окружении пушистого мха, то среди пульсирующей древесины, то в глубокой шахте, то на ровной площадке, то в луже древесного сока, то вовсе свисал с потолка, отделенный от нее несколькими лестницами и переходами. Но у Ирки не было чувства, что Алатырь убегает от нее, – она просто все время видела камень с разных сторон, разве что этих сторон оказалось несколько больше, чем привычные верх и низ, перед и зад.
– Пока я до него доберусь, начну неплохо разбираться в пространственной геометрии. – Ирка рывком перетащила Айта через пульсирующий корень и отогнала от лица стайку мелких летающих червяков в перьях. Когда эти самые очень зубастые червяки впервые роем вылетели из гнезда, прилепленного к потолку, Ирка метнулась к стене и выхватила зажигалку. Чем, кроме огня, можно отогнать рой? Но червяки, невозмутимо трепеща крылышками, пронеслись мимо, разве что неодобрительно косились на ее зажигалку, будто знали, что это такое. Ирке случалось видеть здесь и мышей-матрешек – каждая следующая больше предыдущей, и невероятных размеров, а иногда и красоты, змей, струящихся между ветвей и наростов Древа, – но никто не пытался ее остановить. Ирка могла поклясться, что местная живность даже здоровалась как со своей! Сперва Ирка шарахалась, потом стала кивать в ответ. Никто ж не видит, как она с мышкой раскланивается, значит, и за сумасшедшую не примут!