Я вышла, хлопнула дверью и махнула рукой. Денис выглянул в окно, и я поняла, что с ним сейчас происходит, торопливо отвернулась и пошла прочь. Конечно, надо было ехать с мальчишкой, убедиться, что в лагерь его примут и устроят. Но Саша дал понять, что вместе ехать неразумно. Наверное, он прав. Только сейчас от этого не легче. Я шла по улице и рыдала взахлеб, не обращая внимания на прохожих. «Так лучше, — твердила я. — Он освоится, привыкнет… Ничего не лучше, со мной ему лучше, со мной… Пусть на чердаке или на помойке… Это тебе лучше, потому что ты трусиха и эгоистка. А парню пора отвыкать от твоего общества. Ты же знаешь, что не сможешь быть рядом: если и останешься живой, то сядешь в тюрьму… Я могу ему письма писать, он будет знать, что я его люблю… ага, а при случае и похвалится: есть у меня тетка, в тюрьме срок мотает». Я взвыла от бессилия, а несколько человек рядом на меня оглянулись. Все, хватит, поплакала. Теперь я могу только молиться, чтобы мальчишке повезло.
Минут через двадцать я замерла посреди улицы, силясь понять, где нахожусь. До дома Веркиной подруги отсюда было довольно далеко, и я пошлепала к остановке. Собственно, в квартире мне нечего было делать. Но в кухонной плите, в духовке, спрятано оружие. Когда идет охота, с ним спокойней, да и хорошему человеку ни к чему такой подарок в доме. Я запрыгнула в троллейбус и встала в проходе, тупо глядя в окно. С того момента, как мы расстались с Денисом, я не видела в своей жизни ни малейшего смысла.
«Хватит, — ближе к конечной остановке рассвирепела я. — Сделай что-нибудь путное и, возможно, вернешь ребенка».
Это проще было сказать, чем сделать, кому знать, как не мне?
Подойдя к подъезду, я вдруг испугалась, страх охватил меня мгновенно, может, не страх даже, а предчувствие беды. Я едва не попятилась, затравленно оглядела улицу: ничего подозрительного. «Возьми себя в руки», — посоветовала я себе сурово и решительно вошла в подъезд.
Сборы заняли не больше десяти минут, побросав вещи в сумку, я достала оружие: револьвер спрятала под белье, а пистолет повертела в руках, проверила обойму и, тяжко вздохнув, сунула за пояс. В эту минуту в дверь позвонили, и я замерла. Звонок повторился, а потом и вовсе стал невыносимо настойчивым.
— А если это хозяйка? — попробовала я себя утешить, потом решительно шагнула и распахнула дверь.
На пороге стоял человек с фотографии: Логинов Валерий Семенович. Только в жизни он был внушительней: высокий, мускулистый, с суровым лицом, сейчас он пытался смягчить его слабой улыбкой.
— Это вы, — брякнула я, а он в ответ сказал:
— Здравствуйте. — Вошел в квартиру, прикрыл дверь и попросил спокойно:
— Давайте пройдем в комнату.
— Вы один? — удивилась я и тут же почувствовала стыд, глупые вопросы задавать не стоило. — Идемте, — кивнула и пошла первая.
— Можно я сяду? — спросил он уже в комнате.
— Зачем вы спрашиваете?
— Я в гостях. — Он опять слабо улыбнулся, как видно, желая показать, что шутит.
— Садитесь, пожалуйста, — усмехнулась я. — Будьте как дома.
— Где мальчик? — спросил он, оглядываясь.
— У родственников.
— Насколько мне известно, у него нет родственников.
— Значит, вам известно не все.
Я села в кресло, пистолет за поясом очень мне мешал, бок заломило, и я разозлилась. А потом обрадовалась: что ни говори, а Дениса я отправила вовремя. Лишь бы у Саши ничего не сорвалось.
Логинов сидел напротив и внимательно смотрел на меня, затем неожиданно проронил:
— Да, крепко вам досталось.
— О чем это вы?
— Я видел вашу фотографию. Не одну, если честно. Красивое, очень нежное лицо. И глаза необыкновенные. Когда я узнал, что вы иллюстрируете детские книги, сразу понял, почему…
— Если это комплимент, я тронута. Надо полагать, теперь на художника-иллюстратора я не похожа.
— У вас неприятный взгляд.
— Серьезно? Может быть. Не так давно я решила, что свихнулась. А кто бы не свихнулся? — Я хмыкнула, посмотрела в угол и спросила:
— Зачем вы пришли? Хоть вы и негодяй, но на дурака не похожи, сами рук пачкать не будете. Или там, за дверью, кто-то ждет своей очереди?
— Двое ребят в машине. Мои друзья. Приглядывают за домом. А пришел я поговорить. Я вас несколько дней ищу. К сожалению, не я один. А вы удачливая, Саша.
— Я вам не Саша. Удачливой меня может назвать только осел, а разговора у нас не получится. Вы хотите пленку, что-нибудь пообещаете взамен, я вам ее не отдам, потому что вы меня все равно убьете, а так есть небольшой шанс, что кто-то когда-то сможет разобраться в этом дерьме.
— Вы точно отметили: в дерьме, дерьмо и есть. — Он вздохнул и вынул из пиджака пачку фотографий. — Взгляните. Прошу вас.
С некоторым недоумением я взяла их и стала рассматривать. Застолье, мужчины, женщины, на большинстве в центре Логинов и упитанный дядька с красным лицом и озорными глазами.
— Они ничего вам не напоминают? — спросил Логинов.
Он был прав. Фотографии очень напоминали те, другие. Такое впечатление, что кто-то сознательно воспроизвел все моменты застолья.
— Это день рождения моего заместителя, Северцева Петра Сергеевича.
— Ну и что? — нахмурилась я. — Вы пытаетесь меня убедить, что кто-то вас скомпрометировал, подставил, или как у вас это называется?
— У вас самой такой мысли не возникало? Фотографии, которые попали к вам, подделка. И это можно доказать.
Тут у меня мелькнула мысль, и я спросила:
— А они случайно не исчезли из прокуратуры? Он взглянул на меня очень серьезно и кивнул:
— Исчезли. Из прокуратуры и из моего собственного стола.
— Везде воруют, — хмыкнула я.
— Ситуация такая: они есть, но их вроде бы нет. Между тем экспертиза, безусловно, доказала бы, что это фотомонтаж.
— Ясно. Для проведения экспертизы вам нужна пленка или фотографии. Я вам их не отдам, потому что во всю эту чепуху не верю.
— Почему? — очень просто спросил он, а я задумалась. Действительно, почему?
— Не знаю. Не верю, и все.
— А кому бы вы поверили? — задал он второй вопрос, серьезно и доброжелательно.
— Не знаю, — повторила я.