Восприятие мелодии и ритма также невозможно при пассивном наблюдении. В восприятии ритма участвует уже мускулатура всего тела, а не одних только связок, то есть восприятие ритма «всегда является процессом слуходвигательным» [168], хотя люди не осознают этих двигательных реакций. Попытки подавить моторные реакции или приводят к возникновению таких же реакций в других органах, или влекут за собой прекращение ритмического переживания… Нельзя просто «слышать ритм». Слушатель только тогда переживает ритм, когда он его «со-проводит», «со-делывает» [79].
Ребенок также двигается, слушая [168]. У него это еще обусловлено и стадией интеллектуального развития: мы уже много раз подчеркивали, что до двух лет у детей сенсомоторный интеллект, поэтому практически любая деятельность сопровождается движением (рис. 5.3–5.6). Сам процесс музыкального слушания напоминает исполнение, поскольку это активный процесс придания смысла определенной последовательности звуков. Оказалось, что дети, которые плохо повторяли рисунок ритма, имели трудности в других аспектах ритма. Требовалось многократное прослушивание, чтобы ребенок улавливал специфику ритмического рисунка мелодии.
Рис. 5.3–5.6. Движения души годовалого ребенка при прослушивании музыки, реализованные в движении его рук
Слышать музыку – это значит различать ее характер, следить за развитием образа: сменой интонации, настроений. Е. В. Назайкинский [122] предлагает различать восприятие музыки и музыкальное восприятие – в зависимости от того, состоялось ли такое восприятие. Музыкальное восприятие в этом случае – состоявшееся восприятие, то есть такое, при котором ребенок воспринимает звуки как музыкальные и умеет их определенным образом структурировать. «Музыкальное восприятие есть восприятие, направленное на постижение и осмысление тех значений, которыми обладает музыка как искусство, как особая форма отражения действительности, как эстетический художественный феномен» [122]. При восприятии музыки человек просто пребывает рядом с музыкой. При этом возможно и немузыкальное восприятие, когда музыка слышится как звуковые сигналы, как нечто слышимое и действующее на орган слуха, но структура которого и суть оставляют слушателя равнодушным.
Музыкальное восприятие не дается ребенку от рождения, не является следствием возрастных перемен, а требует целенаправленной работы и ребенка, и его окружения [38]. Для многих людей и, безусловно, большинства детей услышанное, как и увиденное, часто переживается как единственно возможное и неизменное. Но, как и зрительное восприятие, слуховое требует вычленения значимого из фона, а в зависимости от опыта разные сущности могут восприниматься как значимые. Например, на рис. 5.7 можно увидеть гордого индейца или чукчу, заглядывающего в чум.
Подобно восприятию зрительного образа, при анализе ритма человек может неодинаковым образом структурировать последовательность звуков, что позволит сформировать различный звуковой гештальт (определенное сочетание звуковысотных, тембровых и ритмических компонентов) и услышать разную музыку. Успешность идентификации ритмов определяется количеством звуков, не совпадающих по высоте. Точность определения большинства характеристик музыки обусловливается возрастом и обучением. Точно так же и соединение отдельных характеристик стимула в гештальт зависит от возраста и образования [221].
Рис. 5.7. Пример двойного изображения: в зависимости от состояния человек может увидеть либо гордого индейца, либо маленького чукчу, заглядывающего в чум
Таким образом, обучение ребенка слушать «взрослую» музыку – это обучение тому, что даже простой ритм может быть только одним из возможных вариантов организации звуков. Многократное проигрывание одной мелодии с перегруппировкой длительности звуков позволяет выделить разные особенности ритмического рисунка, которые ранее были незамеченными и даже недоступными.
Для неподготовленного слушателя музыка – это набор звуков, выбранных не из ограниченного класса уже известных звуков, а из бесконечного множества всех возможных звуков [137]. «При первом прослушивании всякая непривычная музыка представляется сознанию как хаос и бесформенность. При повторных слушаниях выясняются очертания: понимание музыки начинается с запоминания соотношений, более знакомых сознанию, и их сравнение с менее знакомыми. Отбор приводит к усвоению формы (что вовсе не означает, что слушатель должен знать название форм-схем и их различать: дело в усвоении распорядка, закономерности)» [17].
То, что человек слышит в музыке, зависит от того, что он может ожидать в ней даже в том случае, когда он не осознает самого процесса предожидания. Хотя слушание кажется мимолетным и непонятным, оно фактически является конструированием – активным действием психики по сопоставлению того, что воспринимается, с некогда уже организованным материалом. То, что мы слышим, зависит от того, что мы способны помыслить о слышимом, хотя мы и не осознаем, что мышление вообще происходит [207].
Более того, слушание, с этой точки зрения, само по себе является исполнением, то есть то, что слушатель извлекает из музыки – это решение сложной задачи восприятия, активный процесс придания смысла определенной последовательности звуков. Как и живопись, слушание также является одновременно и творчеством, и ответственностью за это взаимодействие между музыкой как материалом и слушателем как личностью по поводу того, насколько эта личность способна придать значение звукам [207].
Мозг активно вовлечен в организацию входящего сенсорного материала, то есть человек создает эту организацию в реальном времени. Однако он активно ищет лишь то, что ожидает на основе прошлого опыта. Следовательно, предшествующий опыт, с одной стороны, составляет основу понимания того, что извлекается из звуков сегодня, но и, с другой стороны, препятствует тому, чтобы слышать нечто новое, что еще не воспринималось до сих пор.
Сколько бы ни изучались отдельные элементы музыкального языка, произведение всегда оказывается неизмеримо большим, чем сумма составляющих его элементов. В музыке, как в любом виде искусства, смысл, который восстанавливает слушатель из услышанного, не соотносится ни с отдельными элементами произведения, ни с их взаимодействием.
Ребенок постепенно привыкает к тому, что в музыке есть ритм и метр, симметрия, темп, баланс, стабильность и напряжение. Все эти элементы имеют аналоги в переживаниях тела и движениях, поэтому возможность двигаться при прослушивании музыки помогает ребенку придавать смысл звукам.
Глубина, до которой человек способен придавать смысл и оценивать сложную мелодию, зависит от развития стремления к побуждению себя к соответствующей работе по конструированию смысла музыки.
Способы структурирования музыкальных звуков, используемые на одной стадии развития ребенка, не отбрасываются, а накапливаются и используются при переходе на другой уровень развития. Чем больше возможностей по организации неодинаковых способов восприятия музыки, типичных на разных стадиях развития слушания, предоставляют взрослые детям, тем свободнее дети будут фокусировать внимание на неодинаковых способах объединения звуков в мелодию. Эта способность менять фокус восприятия в соединении со свободой выбора значимого в музыке создаст условия для осознанного творческого восприятия «взрослой» музыки.