После восприятия музыки другой ранней формой музыкального творчества является движение под музыку. Еще не умея ходить, ребенок может радостно двигать ручками под ласковое мамино пение. Движение под музыку, отражая внутренне состояние ребенка, одновременно способствует становлению координации зрительных, слуховых и проприоцептивных (исходящих от собственных мышц ребенка) стимулов, развитию музыкального слуха, овладению своим телом. По механизму обратной связи активируются соответствующие зоны мозга, что способствует ускорению их созревания.
Движение под музыку позволяет ребенку познать и свои чувства, поскольку чаще всего в это время он испытывает положительные эмоции. Мы уже говорили, что слушание невозможно без внутреннего движения. Следовательно, раннее, еще до 2 лет, обучение пластическим движениям под музыку способствует развитию общего интеллекта, двигательной активности и творческого процесса.
Позднее позитивное воздействие оказывает соединение слушания музыки с рисованием. Оба процесса несут положительные эмоции, и их сочетание позволяет ребенку самому структурировать свои чувства. Это особенно важно еще и потому, что, как уже говорилось ранее, необходимо множественное прослушивание одного и того же произведения, чтобы возник гештальт, вызывающий постоянную эмоцию у ребенка. Прослушивание одного и того же произведения в процессе любой активности (игры, рисования, движения) позволит ребенку увидеть разные возможности структурирования музыкальных звуков.
Впервые акцентировал внимание на ритмике и обосновал ее использование в качестве метода музыкального воспитания швейцарский педагог и композитор Эмиль Жак-Далькроз. Он полагал, что ритмика развивает музыкальные способности, пластичность и выразительность движений всех детей, а не только музыкально одаренных. Именно она позволяет маленькому существу выразить себя в движениях, пока не сформировались другие возможности.
Однако эти движения должны быть тесно переплетены с музыкой. «Как только они (занятия ритмикой) превращаются в занятия по воспитанию ритмических движений вообще, как только музыка отступает на положение аккомпанемента к движениям, весь смысл, во всяком случае весь музыкальный смысл, этих занятий исчезает» [168].
Немалую сложность при обучении музыке представляет для ребенка музыкальная запись: нотная запись более неопределенна, чем буквенная. В долгой истории развития музыкальной записи усилия представить знания в некоторой публично доступной форме привели к тому, что какие-то аспекты этого знания четко фиксируются в знаках, а какие-то просто игнорируются. В музыкальных записях есть необходимый минимум инструкций, но их недостаточно для того, чтобы восстановить задуманное автором. Запись сохраняет вариантность исполнительства. Это можно объяснить в том числе и тем, что в тот период, когда создавалась нотная запись, сами музыкальные произведения задумывались автором с возможностью различных вариантов исполнения, а потому предлагалось исполнителю самому решить, как закончить произведение. Та музыка, которая сейчас называется классической, некогда возникла из фольклора и долгое время сохраняла присущую ему импровизационность. Именно поэтому в наше время, чтобы точно воспроизвести музыкальное произведение, исполнитель должен знать особенности музыкального звучания в тот период, когда жил автор, а также другие произведения этого автора и многое другое, что не присутствует в нотах, но известно всем специалистам. Эти дополнительные знания передаются из поколения в поколение музыкантов как устное достояние, свойственное эффективным школам обучения.
Следовательно, дошкольника, который часто одновременно осваивает и чтение, и музыкальную грамоту, необходимо научить различным образом пользоваться этими двумя знаковыми системами. Если об этом не говорится, малыш оказывается в ситуации неопределенности, пытаясь одинаково пользоваться этими системами передачи информации, но получая разные результаты. Познание букв в конце концов позволяет осилить чтение. Однако и оно, в силу различного опыта детей, внешним наблюдателем будет восприниматься как весьма неодинаковое в зависимости от того, перенимает ли ребенок от обучающего взрослого только структурные элементы чтения (буквы) или он научается также восстанавливать эмоциональную составляющую из смысла и читает текст в соответствии с эмоциональным контекстом. Ему это доступно, потому что он уже пробовал создавать эмоцию в речи.
В музыке ребенку на первых этапах обучения сложно восстановить этот эмоциональный контекст из тех нотных знаков, которые он выучил. В записи ничего не говорится о способах извлечения звуков на разных этапах развития мелодии. Наблюдая за взрослым, ребенок также не может уловить особенности этого звукоизвлечения, поскольку еще не имел подобного опыта. Все это передается от педагога к ребенку на условиях абсолютного доверия последнего к первому. Этот процесс будет длиться до тех пор, пока, накопив собственный опыт получения звука, ребенок не почувствует, чего же добивается от него педагог. Но это самый скучный и самый непонятный период в обучении музыке, сквозь который проходят не все дети, а только те, кто смог довериться учителю. С этой точки зрения в процессе обучения исполнению музыки большую роль играет установление межличностных отношений ребенка и педагога.
Безусловно, для исполнителей на музыкальных инструментах важно определенное сочетание общих и специальных способностей, которые и позволяют им существенно раньше, чем менее одаренные дети, понять, что требует от них педагог, а следовательно, существенно раньше перейти на творческую, а не только тренировочную ступеньку обучения музыке. Результаты эмпирического исследования показали, что общие и специальные компоненты одаренности у начинающих исполнителей тесно взаимосвязаны в течение всего периода начального музыкального обучения и в значительной мере обусловливают качество их исполнительства [85].
Мы уже говорили в первой главе о выделенной Я. А. Пономаревым [139] способности действовать в уме. Она может проявляться независимо от сферы деятельности ребенка, от характера материала, с которым производятся умственные действия. У детей, которые поздно начали музыкальное обучение, но имели высокий уровень способности действовать в уме, тем не менее отмечается и высокий уровень «музыкальной» способности действовать в уме, несмотря на еще недостаточную музыкально-исполнительскую практику. С другой стороны, у многих детей шести и семи лет, рано начавших музыкальное обучение, уровень развития общей способности действовать в уме более высокий, чем у их сверстников, начавших музыкальное обучение в традиционные сроки. Из этого следует, что процесс музыкального обучения способствует развитию общих способностей, но и общие способности помогают развитию музыкальных.
Исследование С. С. Суровцевой [1] (2003) доказывает, что психофизиологическими предпосылками развития творческих и музыкальных способностей является высокий уровень развития кратковременной и оперативной памяти, пластичность сенсорных механизмов и скорость обработки сенсорной информации. Следовательно, процесс музыкального восприятия в отличие от восприятия музыки требует большой внутренней работы.