– Слава те Господи, – пробормотал Ивашка, которому на радостях хотелось пуститься в пляс.

– Ну так можно догонять наших, – ответил Петруха, уставший от жизни в немецком городишке и больше всего на свете желавший приступить к отращиванию бороды. Мудрый Ильич пообещал, что теперь она должна получиться гуще и пышнее прежней.

– Погоди, успеется. Давай еще покрутимся тут, еще чего разведаем. Может, про графа узнаем. Шумилов-то обо всем спросит.

Новостей они ждали на Ратушной площади, которая заодно была и рыночной. Туда прибегали из замка за всяким товаром, которого под рукой не случилось; бывало, что и за деревянными игрушками для маленьких детей герцога. Служившие в замке женщины знали, что всегда найдут здесь слушателей, охочих до всяких мелочей придворной жизни. Если герцог Якоб вздумал перенести столицу из Митавы в Гольдинген, нужно заранее привыкать к столичным повадкам и знать все, что творится при дворе.

Петруха, который, лишившись бороды, стал сущим красавцем, бродил вдоль рядов и отвечал на заигрывания торговок. Ивашка тащился следом – он такого успеха не имел. Но он вертел головой, ловя отовсюду слова и даже половинки слов.

– Откуда? – вдруг услышал он. – Излучина… болотистый остров… мой бог, какой ужас… ах, ах, это невероятно…

Ивашка протолкался к тетке, что принесла из замка новость, – хозяин имения, что немногим ниже Гольдингена по течению, прислал мальчишку с письмом: его рыбаки нашли в камышах лодку, а в лодке – три покойника. Причем их, этих покойников, опознали: один был старый лодочник-латыш, два других – известные в Гольдингене парни, вроде бы не имевшие никакого ремесла, но жившие безбедно; поговаривали, что они исполняли некоторые поручения его высочества.

– Кому понадобилось убивать старого Матиса? – удивлялись люди. – Кому он мог помешать?

Не так часто в Гольдингене случалось тройное убийство. Следовало ожидать, что герцог и комендант города, Юрген фон Фиркс, вот-вот пошлют кого-нибудь поумнее из городской стражи – разбираться в этом деле. А поскольку лодка, найденная в камышах, ближе к правому берегу Виндавы, то стражники будут переправляться туда привычным способом, через водопад.

– К водопаду, – шепнул Ивашка Петрухе. – Там, глядишь, что-нибудь разведаем.

В Москве – и то, по мнению Ивашки, все друг друга знали, и если думный дворянин в праздничный день проезжал по торгу в старом кафтане, весь торг обсуждал: пропил ли он свой новый кафтан, подарил ли младшему брату, изодрал ли, попав в случившуюся три дня назад в самом Кремле драку. А в маленьком Гольдингене – тем паче, и стражников, выезжающих из ворот форбурга, обязательно должны окликать родня и кумовья, как же без этого?

– Зачем так далеко плестись? Дойдем до ворот, послушаем – и на постоялый двор, – решил Петруха. – Ничего мы тут больше сделать не можем. Разве что выкрасть повара из замка – ну так нам эта затея не по карману.

– Ладно, – согласился Ивашка. Он понимал, что Петруха прав, что нужно догонять обоз. Если князь Тюфякин помрет – уже не будет нужды тащиться, делая версту в час. Наоборот, тело следует везти как можно скорее, пока не протухло. Если князюшка изволит помереть по пути во Фрауенбург, то беда – вряд ли там удастся купить лед. А в Митаве, скорее всего, заготавливают для ледников лед, идущий весной по Курляндской Аа.

Обсуждая этот важный вопрос, они дошли до моста через ров и встали так, чтобы видеть южные ворота. Им повезло – отряд в дюжину конных выезжал неторопливо, и всадники отвечали на вопросы горожан.

– А для кого двух заводных ведете? – крикнул стоявший рядом с Петрухой господин, судя по хорошей одежде – из цеховых мастеров. Когда кавалькада вся вышла из замковых ворот, оказалось, что в поводу ведут двух оседланных лошадей.

– Его высочество догадался, чьих рук дело! – отвечал стражник. – Это беглые монашки постарались!

– Зачем им людей убивать?

– А затем – чтобы их не выдали!

– Так вы монашек ловить собрались?

– Так его высочество приказал! Они, говорит, к Виндавскому порту подадутся, он ближе Либавского. Так и велел – прочесать все тропы, как девица косу – частым гребнем!

– Нашлась твоя пропажа, – сказал Петруха Ивашке. – Вот ведь чертова баба…

– Это не она. Она не могла!

– А ты почем знаешь? Может, та, вторая? Может, не зря ее за убийство плясуна взяли? Может…

Не дослушав, Ивашка кинулся бежать.

Постоялый двор, где они оставили бахматов, был на Скрунденской дороге, за кладбищем. Бежать Ивашке пришлось немногим более чем полверсты. Петруха, не сразу сообразивший, что значит это бегство, застал его уже у коновязи. Ивашка седлал своего бахмата.

– Ты куда это собрался?

– На Виндавскую дорогу.

– Умишком тронулся.

– Мы поедем напрямик и переправимся через речку вброд.

– Мы?

– Я. А ты – как знаешь.

– Не валяй дурака. Ты их, этих баб, изловишь, а тебя с ними стража изловит. Вдругорядь, как тогда, не повезет.

– Бог милостив, обойдется.

– Если и впрямь милостив – не даст тебе их найти.

– Послушай, был такой латинянин, Маркус Аврелиус. Мы в приказе латинские цитаты сверяли в переводе… Так вот, он бог весть когда еще сказал: делай, что должно, и будь что будет. Понял? Ну так прощай, не поминай лихом.

– Понял… – растерянно произнес Петруха. – Ну и сукин же ты сын! Аврелиус! Чтоб те на том свете на одной сковородке с тем Аврелиусом жариться!

И побежал за своим бахматом.

Глава двадцать вторая

Герцог Якоб был сильно недоволен. Гольдингенский комендант Юрген фон Фиркс, человек верный и надежный, успокаивал его, говоря:

– Никто не может овладеть всеми ремеслами одинаково. Ваше высочество знает свое ремесло – отменно правит Курляндией, а ремесло этого прощелыги Аррибо – хитрить, интриговать и скрываться. Ничего удивительного, что стража его еще не изловила.

– На его месте я бы сбежал из Гольдингена.

– Хватит того, что он сбежал с вашей кухни, когда вы за ним послали, – и слава Богу! Он наверняка имеет в Гольдингене какое-то тайное логово, сидит там и ухмыляется: пока его ловят на дорогах, он переждет в логове, еще и придумает там новую пакость, а потом преспокойно уедет, перерядившись угольщиком или моряком.

– Проклятый Аррибо! На Скрунденскую дорогу тоже нужно послать патруль. Там можно, сделав крюк, выехать через Хазенпот на Либавскую дорогу.

– Уже послан. И гонец в Либаву послан.

– В Сакенгаузен?

– Послан. Хотя, если этого Аррибо дьявол понес в Сакенгаузен, значит, у него там есть свой человек. Город-то не портовый, и даже не город, а большое рыбацкое село при имении Сакенгаузен. Но там есть суда, на которых можно при попутном ветре и хорошем рулевом за сутки преспокойно дойти до Готланда.