– У него повреждено легкое, кровь поступает в бронхус и в трахею, – ответил лекарь. – Много говорить ему нельзя.
– Можете вы унять кровь?
– Я постараюсь.
– Постарайтесь.
Войдя в кабинет, герцог вызвал к себе Алоиза.
– Ступай, найди мне Лоренца, пусть придет немедленно.
– Лоренц ждал ваше высочество до десяти часов, потом ушел. Он сказал, что нашел нечто важное. Ваше высочество изволили принимать барона фон Драхенфельса…
– Этот чудак знал, что содержимое ящика важнее моих светских бесед с бароном. Ему следовало настаивать, требовать аудиенции! Он сию минуту должен быть здесь.
Старый аптекарь прибежал довольно быстро – в Гольдингене все было настолько близко от замка, что жители, за которыми посылал герцог, не нуждались в экипажах. За аптекарем вошел Алоиз, таща в охапке ящик наподобие матросского сундучка. В этом сундучке Арне Аррибо хранил всевозможные заморские приправы, его нашли на кухне, когда пришли требовать повара к герцогу. Повар успел сбежать, ящик остался.
– Садитесь, господин аптекарь, – не предложил, а приказал герцог. – Что вы нашли в этом ящике?
– По приказу вашего высочества…
– То, что я предполагал?
– Да, ваше высочество…
– Что именно?
– Настойка аконита, ваше высочество. Ее нетрудно узнать по запаху.
Аптекарь открыл ящик и достал четырехгранный флакон из темного стекла. Герцог выхватил у него из рук этот флакон и взялся за плотно притертую пробку.
– Ради Господа, ваше высочество! Не вздумайте нюхать! У аконита и запах – отрава. Это делается так…
Аптекарь ловко откупорил флакон и, держа его вытянутой левой рукой, правой стал совершать движения ладошкой – как если бы гнал к себе волну воздуха. Герцог принюхался.
– Пахнет польской подливой с хреном, – заметил он.
– Вы верно изволили заметить, ваше высочество, будучи подмешана в подливу, которая подается к жареному мясу… – аптекарь закрыл флакон. – Отравленный сперва даже не может понять, отчего такая слабость и головокружение, отчего пот и головная боль. Потом следуют опасные признаки – тошнота, покалывание языка, в глазах темнеет, руки и ноги сводит судорогой, болит сердце, бред, обмороки. Если посмотреть в глаза отравленному, видно, что зрачок расширен. А потом – потом, ваше высочество, летальный исход.
– Хорошего же повара я нанял… – пробормотал герцог. – Моряк был прав. Благодарю, господин Лоренц, вы можете идти. Ящик и флакон оставьте.
– В настойку еще что-то подмешано, если ваше высочество позволит, я завтра изучу ее…
– Нет, достаточно. Спокойной ночи, господин Лоренц.
Отпустив аптекаря, герцог задумался.
Он догадывался, кто и за что вздумал его отравить. Курляндия всегда была лакомым кусочком, а теперь, когда она становится государством, с которым считаются Франция и Англия, – тем более. Сколько сил, сколько труда вложено в процветание этого дальнего уголка Европы…
– Слава Господу… – пробормотал он, имея в виду Божьего посланца – старого моряка Петера Палфейна, так успешно изображающего простодушного бродягу, торговца диковинным зверьем. Потом он задумался – нужно ли проявлять милосердие к убийце? И, наконец, решил, что важнее допросить Аррибо, пока тот не помер, а милосердие приберечь для более достойных особ.
Герцог вошел в комнату, где врачевали Аррибо.
– Я должен задать ему вопросы, пока он жив.
– Как угодно вашему высочеству, – пробормотал лекарь. – Но он очень слаб.
– Ничего, вопросы будут простые. Послушай, Арне Аррибо… Ты меня слышишь?
Губы повара шевельнулись – это можно было принять за «да».
– Тебя прислал король Карл? Молчишь? А ведь больше некому желать мне смерти – только шведский король хотел бы от меня избавиться, потому что я в мае, когда русский царь объявил войну Швеции, отказался от обязательств, которые пришлось дать Магнусу Делагарди. Я отправил к русскому царю моего Юргена Фиркса просить о защите Курляндии. А что мне еще оставалось? Еще покойник Густав-Адольф хотел уничтожить Курляндию, мою Курляндию…
Я уверен, что король Карл уже заготовил кандидата, который будет тихо сидеть в митавском замке и не станет ему противоречить. Но он отречется от тебя – он не станет спасать убийцу. Подумай и назови своих помощников – кто-то же передает тебе письма твоего хозяина, с кем-то же ты отправляешь свои донесения.
– Я не убийца… – еле выговорил Аррибо.
– Двойной убийца. Во-первых, Никласс Пермеке, который мог испортить твою игру. Во-вторых, лоцман Андерс Ведель, который мог признаться, что ты ему заплатил, чтобы он выдал тебя за своего родственника, датчанина.
– Нет…
– Есть свидетель убийства Пермеке. А в груди Веделя торчал твой золингенский нож. Мои люди расспрашивали поваров, стражу, замкового оружейника. Такие ножи были только у тебя.
– Нет… Веделя – не я…
– Нашел же ты время врать. Подумай и пойми, что единственная возможность как-то облегчить свое положение – выдать сообщников. Покушение на жизнь герцога – это смертная казнь, Аррибо… или кто ты там на самом деле…
Поскольку все, что герцог хотел сказать Аррибо, было сказано, он вышел из комнаты и направился в покои супруги. Герцогиня Луиза-Шарлотта еще не ложилась.
– Как там наш безумный граф? – спросил герцог.
– Он уснул.
– Давай ляжем и мы, мое сердечко.
– Ты говорил с поваром Аррибо? Что ты узнал?
Герцог обнял и поцеловал жену.
– Всего лишь политика. Я знаю, тебе интересна политика, но ничего нового я от Аррибо не услышал.
О флаконе с настойкой аконита он решил умолчать. Супруга была под влиянием брата, курфюрста Бранденбургского, курфюрст настаивал на тесном союзе Курляндии и Швеции, и историю с отравой следовало приберечь для подходящего случая – незачем курфюрсту узнавать такие вещи слишком рано.
– Мне сказали, что эта девица вела себя в твоем кабинете безобразно. Нужно отправить ее и прочих плясунов обратно в Антверпен – и первым же флейтом.
– Да, такие плясуны нам в Курляндии не надобны. Хотя, конечно, у нас должно быть все то, что в прочих европейских столицах.
– И разврат?
– Нет, мы постараемся обойтись без разврата, – пошутил герцог. И, предложив супруге руку, пошел вместе с ней в ее покои.
По дороге он думал о бегинке, сестре Анриэтте. И решил для себя, что больше таких авантюр он себе не позволит, – слишком сложный узелок завязался. Нужно было еще убедиться, что бегинок благополучно выпроводили из замка. И он убедился – когда герцогиня уснула, он встал с супружеского ложа, пошел к себе и выслушал донесение.