Набег | Страница: 74

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— И ты не боишься вот так говорить, зная, что император коварен и жесток?

— Чего стоит болтовня женщины? А вот тебе, Белка, следует прикусить язык. А то, видишь ли, коварен и жесток!

— Я так и не пойму: кто я для тебя?

— Тогда слушай дальше. Филипп восстановил против Гордиана легионеров, так как они, естественно, не понимали, что юнец был просто обманут. Вскоре недовольство воинов дошло до сената. Сенаторы подумали и решили сделать Филиппа соправителем империи, а точнее, опекуном над Гордианом. После этого Араб начал травить отпрыска императорского рода, да так, что тот вынужден был просить защиты у сената. Не помогло. Мало того, Гордиан последовательно лишался титулов: сначала ему запретили быть августом, затем цезарем и — последняя пощечина — даже префектом. Он попросился обычным военачальником в дальние легионы. Но вместо этого Филипп велел раздеть мальчишку и казнить. На территории Персии у Цирцезийского укрепления верные Гордиану воины похоронили его и на его надгробии сделали надпись одновременно на греческом, латинском, персидском и египетском языках: «Божественному Гордиану, победителю персов, победителю готов, победителю сарматов, отвратившему угрозу междоусобий в Римском государстве, победителю германцев, но не победителю Филиппов».

— И все же ты явно не перевариваешь нынешнего императора.

— После убийства Гордиана Филипп Араб послал в Рим письмо, в котором писал, что император умер от болезни. Сенат был введен в заблуждение. Признав Филиппа Августом, сенат причислил юного Гордиана к богам.

— У меня ощущение какой-то тайны во всем этом?

— Знаешь, почему Филипп примчался на нашу свадьбу? Вот тебе мой секрет. Отец Гордиана III, Гордиан II, очень любил вино, приправленное лепестками розы, а иногда полынью. Еще безмерно любил бани и женщин. А вот погиб он в Африке в бою против Капелиана, сторонника императора Максимина. На эту битву Гордиана II отправил его отец, Гордиан I. Узнав, что сын погиб, сам Гордиан I в тот же день удавился в петле. Как видишь, след тянется в Африку. Так вот, Гордиан II слыл любителем женщин и, разумеется, оставил после себя кучу добра в виде потомства.

— И ты хочешь сказать…

— Да, Белка. И я, и Магерий являемся отпрысками цезарей. Гордиан I вел свое происхождение от Гракхов по отцовской линии и от Траяна по линии матери.

— Ну, это не просто доказать.

— Для этого все имеется. Проблема в другом. Точнее, их несколько. Первая: Филипп Араб знает, кем мы являемся, поэтому и примчался. Вторая: жирному Авлу ничего не надо: его все устраивает, мало того, он готов целовать варвару ноги. Притом эта туша не понимает, что Арабу таких вещей не объяснишь.

— Ты делишься со мной, как с очень близким человеком.

— Ты польщен? Ха! Кто будет слушать гладиатора-раба и взбалмошную Фаустину! Я продолжу. Авл не понимает, что, сколько бы он ни лебезил перед цезарем, тот все равно будет бояться и ненавидеть потомка Гордианов. Араб здесь только лишь потому, чтобы знать, чем дышат его конкуренты.

— Ты сказала, что у Гордиана II, помимо вас, было много детей?

— Да. Причем от двадцати двух наложниц. И всем им Гордиан завещал то же, что и законным детям. То есть поделил все поровну между детьми, невзирая на статус.

— Веселый парень!

— И очень неглупый. Он рассчитывал, что такое количество претендентов будет невозможно уничтожить. По крайней мере, такая мысль не придет никому в голову, учитывая это поголовье. Но он ошибся. Человек такой нашелся. И как ты догадываешься, это Филипп Араб.

— Ты хочешь сказать?..

— Да! Он последовательно с ледяным спокойствием уничтожил всех детей Гордиана II. Всех, кроме двоих. И теперь этот выродок забавляется. Он даже позволил стать Авлу эдилом.

— Но ты только что сказала, что он относится к вам как к конкурентам.

— Естественно. Одно другому совсем не мешает. Но только как к возможным конкурентам. Не более. Мы для него смешны.

— Почему он не уничтожил вас?

— Не нашел вовремя. А потом было несколько поздно. Приехав сейчас, он наверняка, увидев Авла, уже давно все решил.

— В пользу жизни.

— А как еще? Белка, не задавай глупых вопросов.

— Зачем ты говоришь мне обо всем этом?

— Ты мне нравишься. Может, даже больше, чем просто нравишься. Со мной не происходило ничего подобного. Ты побледнел? Так вот, если боги приведут меня к трону, ты будешь осыпан почестями. Но богам богово, а цезарям цезарево. Ничего просто так не бывает, и мне тоже нужна кое-какая помощь.

— Не представляю.

— О, человек, владеющий оружием и управляющий толпой с арены амфитеатра, всегда необходим под рукой. К тому же ты сегодня будешь в нескольких шагах от Филиппа.

— Итак, подытожим. Император Филипп Араб расслабляется, лежа на подушках, кушает со свадебного стола, наблюдает за поединками гладиаторов. И тут один из этих гладиаторов сначала расправляется с соперником, а потом подскакивает к владыке полумира и перерезает ему горло. А где спрашивается охрана, где, в конце концов, непобедимый Голубь? Ага, ну, конечно же, Белка всех насаживает на свою спату. Всех по очереди. За это гладиатор получает от будущей императрицы вольную грамоту, особнячок в придачу и полмиллиона сестерциев. И вот он, счастливый и довольный, едет на заслуженный отдых. Но почему-то, не доехав до богатого дома, благополучно помирает от обезвоживания организма. Да, да, что-то съел в дороге. Ах, бедняга, ах, бедняга, а ведь каким был преданным! Но ничто не вечно под луной! Фаустина, я дерусь, потому что у меня нет выбора. Если бы моя религия разрешала мне покончить с собой или поддаться сопернику, поверь, я непременно бы сделал это. Я плевать хотел на всю вашу вонючую империю. И ты мне сейчас ничего не сделаешь за эти слова. Ты вообще мне ничего не сделаешь, потому что я принадлежу другому человеку. Потому что я раб. У меня есть только два желания, да и те противоречат друг другу: умереть или вернуться на родину.

— Мы пришли. Продолжим на досуге. — Тон Фаустины был сух, но не настолько, чтобы выражать крайнее недовольство.

Я бы даже сказал, что мой ответ впечатлил патрицианку, но она решила не показывать виду. Лишь легкая краска вспыхнула на щеках, еще сильнее подчеркнув изумрудный цвет глаз.

Стол был накрыт на большой террасе перед бассейном. Гостей присутствовало раза в четыре больше, чем в предыдущий вечер. Вчерашние гитоны сегодня выглядели вполне прилично, а многие так и вообще пришли с женами. Собрался весь цвет города Гадрумета: магистры, квесторы, эдилы, эдиторы, префект и многие, многие другие. Понятное дело, приезд императора в провинцию уже огромное событие, а тут еще и за одним столом, — это встреча с Олимпом, никак не меньше.

Мне указали на темный угол с противоположной от бассейна стороны. Фаустина явно слукавила, сказав, что меня хотят видеть за общим столом: какое дело императору до провинциального раба-гладиатора. Впрочем, при Главконе действительно ни к чему было препираться.