– Хороша школа! Слушай, я как-то такой рассказ читала! Там муж и жена, он – художник, она – музыкантша. Они бедные, и вот она говорит ему, что нанялась учить играть на пианино какую-то девицу, а он говорит ей, что рисует картины на заказ. А на самом деле они оба…
– Работают в одной прачечной, – закончила Стася.
– Точно! Ты откуда знаешь?
– Тоже читала. Это О. Генри рассказ.
– Ну, может быть. Слушай, мне пора бежать. Я сегодня должна хозяйке деньги за квартиру отвезти, она у меня такая грымза – чуть опоздаешь, такая будет взгрейка! Значит, до вторника?
– До вторника.
Алина убежала, а Стася осталась, смотрела ей вслед, как она катится по тротуару, перебирает крепенькими ножками.
Внезапно Стася ощутила острый приступ зависти. Она завидовала своей новой приятельнице. Живет девчонка в какой-то трущобе с двумя, пожалуй, такими же дурочками, за деньги раздевается перед мужчинами, папа-алкоголик считает ее проституткой и даже гордится этим… А все же Стася завидовала Алине, ведь той не надо оправдывать ничьих ожиданий, она не переживает, не рефлексирует, живет одним днем, мечты у нее – несложные, свобода – шалая, характер легкий. Даже замкнутая Стася разболталась с ней, рассказала о своих родителях. А ведь ни с кем, никогда…
Они погибли не в автокатастрофе. Люся все рассказала, когда Стася выросла. Тогда она была слишком мала, но тем не менее послужила косвенной причиной гибели родителей. Так она сама решила, услышав эту историю, так и жила с грузом этой вины. Как каторжник с ядром, прикованным цепью к ноге, Стася ощущала свою вину именно как тяжесть, неподъемную, невольную вину.
Она была тяжелым ребенком – с самого рождения. Мало спала, плохо ела, часто плакала. День и ночь напролет могла хныкать, и непонятно было, что у нее болит, чего ей не хватает. Юная мать оказалась не готова к таким трудностям, плакала сама над плачущим ребенком. Разумеется, все – и муж, и новоявленная бабушка, и прабабушка, все обожали малютку, все называли ее «принцессой», старались ее понянькать, только проку от этих стараний было маловато. Молодой отец пропадал на работе, бабушка также, а прабабушка начала прихварывать. Ей самой требовалась забота. Врачи указывали на повышенное внутричерепное давление у малютки, но тоже мало чем помогали. После того как девочке исполнился годик, она стала меньше плакать, но такой непоседы еще свет божий не видел! Вот и в тот злосчастный день…
В тот день она капризничала больше обычного. Накормила розовых бабочек на обоях в детской манной кашей; плюшевого мишку засунула головой в ночной горшок, сама же горшок проигнорировала, предпочтя для этих целей диван родителей; добралась каким-то образом до шкафчика с документами и в клочки изорвала отцовский паспорт… Когда, наконец, мать попыталась уложить дочку поспать, та зашлась тихим, выматывающим душу плачем.
– Мы с твоим папой вернулись одновременно, встретились у подъезда, – вспоминала Люся. – Приходим, а тут такое! Самое странное, что у меня на руках ты тут же успокоилась и уснула. Я уложила тебя, стала все убирать, а твой папа повел твою маму погулять, чтобы она в себя пришла. Бабушка наша еще запричитала: ой, да куда, да зачем, темно, поздно, преступность сейчас такая… Но они молодые были, упрямые, бесстрашные. Ушли и не вернулись.
Так никто толком и не узнал, что произошло. Вместо того чтобы прогуляться по людной, хорошо освещенной улице, Алексей и Наталья пошли в маленький скверик, где по утрам собачники выгуливали своих питомцев. А вот по вечерам благоразумные люди обходили сквер стороной, там бездельная, гогочущая молодежь распивала «плодово-ягодное» и развлекалась, как могла. Как завязалась драка? Решил ли молодняк поживиться у гуляющей парочки их тощим кошельком? Или просто крикнули вслед красавице липкую гадость, а молодой муж не стерпел оскорбления, вступился за честь супруги? Или то были какие-то старые счеты? У Алексея с его работой в автосервисе могла быть какая-то связь с «криминальным элементом» – так Людмиле Николаевне сказал прокуренный следователь убойного отдела. Что ж, это в какой-то мере объясняло быстроту и жестокость случившегося. У преступления был свидетель – пожилой мужчина, выгуливавший в этот поздний час свою собаку. Что поделать, песику приспичило, но в нехороший скверик они идти не рискнули, хоть там было и пусто, только прогуливалась какая-то парочка. Справили нужду у ограды, и тут раздался крик. Женщина звала на помощь. Впрочем, крик тотчас же оборвался, и в наступившей тишине послышался топот ног – кто-то спешил покинуть место преступления.
– Нет, не видел я никого. На помощь пойти? Так на Бакса надежда-то плохая, – сетовал потом свидетель. – Он только на вид пес внушительный, а сам дурак дураком, со всеми дружить готов. Совершенно невоспитанный. Вот я и не решился туда пойти, да и потом, я слышал, можно затоптать следы преступления, повредить следствию. В общем, мы с Баксом вернулись домой и вызвали милицию и «Скорую».
«Скорая помощь» подобрала двоих потерпевших, обоих с черепно-мозговыми травмами. Мужчину не успели даже довезти до больницы, девушка прожила еще три дня. Но следователь, почти трое суток напролет продежуривший в больнице, так и не смог получить показаний – она умерла, не приходя в сознание. Орудие убийства было найдено на месте преступления, это были самодельные «нунчаки», вошедшие в обиход шпаны из боевиков. Две тяжелые эбонитовые дубинки, соединенные цепочкой. Такие цепочки когда-то свисали с унитазных бачков. Там же обнаружили несколько окурков, пару пустых бутылок, но ничего из этого не помогло следствию. Преступников не нашли.
– Знаешь, самое странное, что с этого дня ты больше не капризничала, не плакала зря. Полюбила кубики и картинки в книжках. В общем, проблем с тобой у меня никаких не было, – любила повторять Люся, и Стасе неизменно слышалось в этих словах то, чего там не было и быть не могло, – упрек. Вот, мол, вогнала мать с отцом в могилу и успокоилась. Это было больно, и Стася спешила перевести разговор на других, более дальних родственников.
– Люся, а дед?
– Ты же помнишь, они нас навещали. Потом переехали куда-то в Орловскую область, в село. Все в гости тебя звали, на каникулы, а ты так и не поехала. А зря. У них там сад, хозяйство. Помню, они с оказией передали посылку, там было варенье из райских яблочек, прозрачных, даже косточки было видно на просвет…
– Люсь, не гони дурочку.
– Фу, что за выражения, а еще принцесса!
– Ты прекрасно знаешь, кого я имею в виду. Про папиных родителей я сама все знаю. А что насчет другого моего дедушки? Маминого папы?
– Так я тебе говорила. Он был летчик-испытатель.
– Ага, и еще моряк-подводник. А также ученый-вулканолог. Люсь, мы же обе понимаем, что все это сказки. Расскажи, кто он был на самом деле?
– «Вырастешь, Ваня, узнаешь», – привычно цитировала Люся.
– Хотя бы фотографию его покажи!
– У меня нет его фотографии. Взамен можешь посмотреться в зеркало.
– Я так на него похожа?