– Я мертва.
Затем я представила, как проскальзываю в ледяной песок под ногами и лечу вниз во тьму, сквозь чернильную тьму. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем я осмелилась открыть глаза.
Однако ничего не изменилось, разве что рассвет в небе стал чуть ярче.
Я плюхнулась на песок. Может, зря стараюсь создать силой мысли дорогу в загробный мир? Возможно, теперь не сработает ничего, кроме полноценного нападения взаправдашних террористов. Ведь не волшебные слова изменили меня, а неудачно забронированный рейс, увиденная гибель людей и звонок в 911.
Слегка содрогнувшись, я вспомнила голос женщины-диспетчера, который доносился из моего телефона. Он почти заворожил меня в хаосе аэропорта. Наверное, именно в тот миг я начала покидать мир живых.
Я в очередной раз зажмурилась и дождалась, пока на меня снизойдет спокойствие. Потом произнесла слова, выжженные в моем сознании…
– Служба безопасности докладывает.
Я ощутила, что сквозь песок прокатилась волна, но меня это не испугало. Я уверенно вдохнула запах пороха и разрешила пробежать над собой тем скрипящим на плитке туфлям, чувствуя, как начинает пульсировать шрам-слезинка на щеке.
Я знала, что надо говорить:
– Вы можете добраться до безопасного места?
Изменения не заставили себя ждать… пресный, металлический привкус в горле, безмолвие ветра, внезапно окутавший сердце холод.
Когда я открыла глаза, мир обесцветился. Небо над головой выглядело необъятным и серым, как полированная сталь. Солнце исчезло, осталась лишь россыпь красных звезд, которые будто поглядывали вниз. Среди дюн змеились реки из черной нефти, воздух над которыми плавился от жары. Меня обдувал ветер со сладким ароматом – он казался мне слаще кипящего кленового сиропа. Извилистые реки покрывались рябью и трепетали, как живые, а мои ладони и руки светились.
– Ямараджа, – прошептала я. Я впервые вслух произнесла его имя, но это слово было так легко выговорить, будто я выучила его еще в раннем детстве и совсем не забыла.
Я поежилась и ощутила, что моя власть над этим местом слегка ослабла. Тогда, в аэропорту, испуг почти выбросил меня из собственного тела, но на сей раз его сменило волнение, и по коже пробегали электрические разряды.
Я снова закрыла глаза, прячась от необъятного серого неба. Я не представляла, чего жду, но спустя мгновение пейзаж изменился. Запах крови и пороха превратился во что-то резкое, похожее на дым от горящего поля черного перца. А затем меня окутала мягкая волна…
– Элизабет, – раздался его голос, и меня понемногу начал отпускать внутренний холод.
Я открыла глаза и увидела, что на полпути к вершине дюны, на фоне белизны песка стоял Ямараджи.
Сначала я не знала, что сказать. «Привет» казалось слишком неподходящим, смешным.
– Сработало, верно? – выдавила я. – Это реальность.
Он посмотрел на меня долгим, внимательным взглядом, и, наконец, на его губах появилась улыбка.
– Все по-настоящему, Лиззи.
От того, что он произнес мое уменьшительное имя, границы поля зрения заискрились от цвета, как будто к нам пыталась прорваться заря.
Ямараджа был так же красив, как в воспоминаниях. Он светился, будто его пронизывало отсутствующее солнце. Он вскарабкался по дюне и опустился на колени в нескольких шагах от места, где находилась я.
– Я впечатлен. – Его голос звучал тихо, серьезно.
– Что ты имеешь в виду?
Он обвел руками пустыню и блеклые небеса.
– Ты самостоятельно совершила переход. Позвала меня, и так скоро.
Я пожала плечами, стараясь напустить на себе беззаботный вид, но руки, помимо моей воли, сжались в кулаки, набирая полные пригоршни песка.
– Ты же говорил, что у меня получится.
– Я предупреждал тебя, что в загробный мир лучше не верить, Лиззи. Так безопасней.
– Можно подумать, у меня был выбор. – Благодаря близости Ямараджи, колючий осколок льда во мне смягчился, и слова начали даваться легче. – В больнице, куда меня отвезли, обитает привидение – маленький мальчик. Значит, теперь я вижу духов. Ты знал, что со мной такое случится?
– Я предполагал, что это возможно, но… Как ты узнала, что это мальчик?
Я моргнула. Что за бессмысленный вопрос!
– Наверное, потому, что он просто был им.
– Ты хорошо его рассмотрела?
– Конечно. Я даже сначала не поняла, что он мертв. Он выглядел совсем как… ребенок. Сказал, что его зовут Том.
Ямараджа с опаской напрягся и посмотрел мне прямо в глаза.
– В чем дело? – спросила я.
– Трансформация никогда не происходила столь быстро. Сперва тебе следовало бы различать только пятна света или слышать отдельные шорохи. Ты с ним общалась?
Я-то гордилась тем, что перешла в загробный мир и сама позвала Ямараджу! Но теперь у меня возникло такое чувство, что я совершила что-то плохое.
Я попыталась улыбнуться.
– Я способная ученица. Так меня все время называет учитель испанского.
– Я серьезно, Лиззи.
– Знаю, – буркнула я, ощущая, как пересохло во рту от неожиданной злости. – Неужели ты думаешь, что я пропустила нечто серьезное и не видела, как погибли восемьдесят семь человек?
– Нет, – бесхитростно ответил он, отвернувшись и вглядываясь в пустыню, – но я надеялся, что ты забудешь. Если не верить, воспоминания бледнеют, как шрамы.
Я сделала несколько глубоких вдохов. Я злилась не на Ямараджу, а на тех четверых мужчин, которые разрушили привычную для меня действительность.
– Нет уж. Если я съежусь и притворюсь, что ничего не случилось, то всю жизнь проживу в страхе. Но я-то буду знать о существовании загробного мира.
– Понимаю, – произнес Ямараджа, наблюдая за мной. – Похоже, ты станешь одной из нас, и очень скоро.
В ответ я уставилась на него, чувствуя, как горит моя кожа. Оцепенение, которое я ощущала после нападения, таяло, как ком снега под струей горячей воды, и холод превращался в зуд и покалывание.
– Что это еще за «мы»? – Я глянула вниз на тусклый свет, что покрывал мои ладони, напоминая более слабую версию свечения Ямараджи.
– Названий много, – пояснил он. – Проводники душ, жнецы, психопомпы.
Я вскинула голову.
– Хм, ты только что сказал «психопомпы»?
– Некоторые названия благозвучней других. Мне самому не нравится «жнец».
– Чересчур мрачно? – спросила я.
Когда он улыбнулся, я заметила, что его брови имеют природный излом, «домик» в своей кривой. Из-за него он выглядел так, словно подсмеивается надо мной, несмотря на серьезную тему разговора.