Окружающие твердили, как мне повезло. Но разве не бо́льшей удачей было бы выбрать другой рейс?
Я не прочла ни единой газеты, а медсестры, по доброте душевной, закрывали дверь всякий раз, когда рядом с моей палатой вещали радио и ТВ. Однако в мой мозг просочились заголовки и анонсы новостей. Меня словно преследовали бесконечные истории о погибших пассажирах, обо всех этих людях, которые были для меня чужаками, просто повстречавшимися в зале ожидания. Неожиданно подробности их жизней – куда они летели, были ли у них дети, их внезапно прерванные планы – стали сенсацией. А Трэвис Бринкман – парень, давший отпор террористу, стал героем благодаря записи с камеры наблюдения…
Мир жаждал знать о мертвецах все, но я пока не была готова даже слышать их имена.
Между прочим, сами террористы оставались главной загадкой. Они были связаны с неким культом в Скалистых горах, но лидеры секты отнекивались от всяческого знакомства с ними или ответственности за их действия. Стрелков поубивали в бою, не сохранилось ни манифестов, ни зацепок – ничего.
Разве цель терроризма заключалась не в том, чтобы послать что-то вроде послания, «черной метки»?
Похоже, они просто любили смерть.
* * *
Мы ехали всю вторую половину дня, питались в машине, останавливались только для того, чтобы воспользоваться бензоколонками и туалетами. Проскочили Эйбилин, Мидленд и Одессу, а потом города исчезли, сменившись побуревшей от зимы глушью с низкорослыми деревцами. На горизонте в мареве дрожали нефтяные буровые вышки, а вдоль дороги кружились песчаные вихри, унося с собой дорожный мусор. Автомагистраль прорезалась сквозь проделанный динамитом проход в выходах серой скальной породы. Ясное голубое небо над нашими головами становилось необъятней с каждой минутой.
Мы молчали, и я думала о Ямарадже – о его глазах, манере двигаться, голосе, утверждавшем, что я в безопасности. Мельчайшие подробности отпечатались в памяти, в то время как события в аэропорту превратились в уродливое расплывчатое пятно. Единственное, что в ту ночь оказалось для меня реальным, было именно тем, чему никто никогда не поверит.
Когда мама и я разговаривали, наши диалоги напоминали зыбкий, иссушенный солнцем пейзаж. Она спрашивала о новой квартире отца, о Рэйчел и о модных ресторанах, где мы побывали. Интересовалась занятиями в школе и даже произнесла небольшую речь о том, как бы мне не скатиться по баллам в последнем семестре.
Я видела, что мама стремится помочь, болтая о пустяках, но ее попытки сделать вид, что ничего ни произошло, уже сводили меня с ума. Она как будто заставляла меня усомниться в собственных воспоминаниях, пытаясь убедить, будто нападение террористов мне привиделось. А когда ее взгляд натыкался на мой зашитый лоб или на шрамик-слезинку, появившийся на щеке от слезоточивого газа, на ее лице появлялось растерянное выражение.
Но ни одно из событий той ночи не было плодом моего воображения. Я действительно уходила в иной мир. Ямараджа был реален. Я до сих пор чувствовала вкус его поцелуя, и когда прикасалась рукой к своим губам, ощущала там его тепло. Вдобавок Ямараджа, можно сказать, бросил мне вызов, а уж это – отличный способ заставить меня сделать что угодно.
Но мать продолжала говорить ни о чем. Крепко сжимая руль, она увозила меня все дальше от Далласа. Тем не менее она приблизилась к опасной теме, когда сообщила, что мой багаж прибудет в Сан-Диего следом за нами.
– Они утверждают, что доставят его через несколько дней.
Ни слова о том, кто такие «они». ФБР? Авиалиния? Мать говорила совершенно непринужденным тоном: дескать, моя сумка временно потерялась, и конечно, она не находится в груде улик, собранных для самого крупного расследования в области национальной безопасности за десятилетие. Так, банальный пустячок…
– Не важно, – ответила я. – У меня дома полно одежды.
– Точно. Куда лучше потерять багаж по дороге домой, чем когда уезжаешь!
Странная премия после пережитого нападения террористов.
– Мне ничего не нужно, кроме нового телефона, – буркнула я.
– Ладно, возможно, мы где-нибудь остановимся и купим его. – Мама подалась вперед, всматриваясь в группу мелькавших за окном дорожных знаков, как будто один из них мог вывести ее к магазину «Apple» прямо из пустыни Западного Техаса.
Разве она не сознавала, что я не нуждаюсь в глупой болтовне! Мне было необходимо, чтобы моя жизнь снова стала понятной и чтобы мама была здесь, рядом со мной, а не в какой-то выдуманной реальности.
Мы ехали по шоссе. В этой местности долгие паузы не напрягали, и прошло немало времени, прежде чем я подала голос:
– Мне не по себе без мобильника. Он ведь спас мою жизнь.
Мама крепче ухватилась за руль, и, должно быть, ее нога нажала на педаль газа, потому что машина рванула.
– Что ты имеешь в виду, Лиззи?
Я сделала глубокий вдох, втягивая спокойствие из холодного места у себя в груди.
– Я убегала, как все остальные, но успела позвонить в 911. Женщина на телефоне посоветовала… – Внезапно я умолкла, но вовсе не от нахлынувших эмоций, а скорее от недостатка слов – как будто в шариковой ручке закончилась паста. Я поняла, что уже рассказывала свою историю… Ямарадже.
Мать ждала, вглядываясь в дорогу впереди, ее спина напряглась, а я вновь услышала безмятежный женский голос из телефона: «Вы можете добраться до безопасного места?»
– Она велела мне притвориться мертвой, – наконец, выдавила я. – Поэтому они меня не убили. Решили, что я уже умерла.
Мать тихо ответила:
– Врачи говорили мне о парамедике, который посчитал тебя мертвой…
– Он очень сожалел об этом, – произнесла я и попыталась пожать стянутыми ремнем безопасности плечами. – Пожалуй, я и его обманула, но эта идея не была моей. Я просто послушалась ту женщину из службы 911.
Хотя нет… Она не советовала мне силой мысли найти дорогу в загробный мир, повстречать там парня, а затем вернуться назад. Кстати, и о призраках она тоже не упоминала.
После того, как мне выделили отдельную больничную палату, Том ни разу не появлялся. Наверное, я его выдумала. А может, он наведывается только в отделение экстренной помощи.
Мама сдержанно застонала. Она хотела что-то сказать, но не смогла. Ей было сложно смириться с тем, что я находилась на волоске от смерти.
И вот тут я поняла невероятную правду: моя мама выбита из колеи – и гораздо сильнее, чем я сама. И то, что я – такая хладнокровная, не рыдаю и не дрожу, – еще больше обескураживает ее. Она не знает о той тьме и о маленьком кусочке льда в моей душе, не догадывается, что я в любое время могу сбежать в серую мглу. Не представляет, что прямо из аэропорта я перенеслась в загробный мир.
Придется мне о ней позаботиться. Но почему-то мне в голову не пришло ничего лучшего, кроме как повторить: