— Удалось узнать что-нибудь об их жизни до приезда сюда? — спросил Гамаш.
— Нет, сэр. Я звонил в Прагу, но их архивы тех лет далеко не полны.
— Ладно. — Бовуар вернул на место колпачок фломастера. — Что еще?
Агент Морен положил на стол бумажный пакет:
— Сегодня утром я зашел в местный магазин и купил вот это. — Он достал из пакета кирпичик парафинового воска. — Месье Беливо говорит, что в это время года тут все покупают парафин.
— Нам от этого мало толку, — сказал Бовуар, снова садясь на свое место.
— Да. Но вот от этого может быть толк. — Морен вытащил из пакета жестяную банку с надписью «Варатан». — В июле он продал две такие банки двум разным людям. Одну — Габри, а другую — Марку Жильберу.
— Правда? — Бовуар снял колпачок с фломастера.
* * *
Как и любой монреалец, агент Лакост знала про «Абита́» — странный, экзотический жилой комплекс, созданный к Экспо-67, большой Всемирной выставке. Этот комплекс считался авангардным тогда и оставался таким до сего дня. Располагалась эта дань творческой мысли и фантазии в Сите-дю-Авр на реке Святого Лаврентия. Тот, кто видел «Абита́» хотя бы раз, уже не мог его забыть. Архитектор построил не квадратный или прямоугольный дом — он сделал каждую комнату отдельным блоком, удлиненным кубом. Комплекс напоминал хаотическое нагромождение детских кубиков. Они соединялись друг с другом то нижней, то верхней, то боковыми гранями, отчего солнечный свет пронизывал комплекс насквозь, а отдельные комнаты купались в солнечных лучах. Из каждой комнаты открывался эффектный вид на величественную реку либо на великолепный город.
Лакост никогда не приходилось бывать в самом комплексе, но теперь она собиралась его посетить — там жил Жак Брюле, отец Оливье.
— Входите, — сказал он, открыв дверь и глядя на нее неулыбчивым взглядом. — Вы сказали, что хотите поговорить о моем сыне?
Месье Брюле ничуть не походил на сына. Густая копна темных волос, крепко сбитая фигура. За его спиной Лакост видела сияющий пол, камин и огромные окна, выходящие на реку. Квартира была дорогая и обставленная со вкусом.
— Может быть, мы присядем?
— Может быть, вы перейдете к делу?
Он стоял в дверях, не позволяя ей войти в его дом.
— Я вам уже говорила по телефону, что работаю в отделе по расследованию убийств. Мы расследуем убийство в Трех Соснах.
Месье Брюле посмотрел на нее пустыми глазами.
— Там живет ваш сын.
Он кивнул. Лакост продолжила:
— Там в бистро было найдено тело.
Она намеренно не сказала, в чьем бистро. Отец Оливье ждал, никак не выдавая своих чувств — тревоги ли, озабоченности ли.
— Это бистро принадлежит Оливье, — сказала наконец Лакост.
— И чего вы хотите от меня?
В деле об убийстве следователи нередко сталкивались с расколотыми семьями, но она никак не ожидала, что такой будет и семья Оливье.
— Я бы хотела узнать об Оливье — о его воспитании, его учебе, его интересах.
— Вы пришли не к тому родителю. Вам нужно бы поговорить с его матерью.
— Простите, но мне казалось, что она умерла.
— Она и в самом деле умерла.
— Вы сказали по телефону, что он поступил в «Нотр-Дам де Сион» — очень хорошая школа, насколько я знаю. Но там только шесть классов. А что было после?
— Кажется, он поступил в «Лойолу». Или в «Бребёф». Не помню.
— Pardon. Вы с его матерью разошлись?
— Нет, я бы никогда не развелся.
За все время их разговора именно в этот момент он проявил максимум эмоций. Предположение о разводе выбило его из колеи больше, чем известие о смерти, и определенно больше, чем об убийстве. Лакост ждала. Ждала. Наконец Жак Брюле заговорил:
— Я уезжал надолго. Делал карьеру.
Агент Лакост, которая охотилась на убийц, но все же знала, в какой школе учатся ее дети, понимала, что Жак Брюле предложил плохое объяснение.
— Случались ли у него неприятности? Был ли он драчуном? Какие-нибудь проблемы?
— С Оливье? Никаких проблем. Он был правильный мальчик, имейте это в виду. Царапины и синяки получал, но ничего серьезного.
Это было похоже на разговор с ватой. Или с продавцом о комплекте мебели для столовой. Месье Брюле, казалось, вообще забыл имя своего сына и говорил о нем как о предмете.
— Когда вы разговаривали с ним в последний раз? — Лакост не думала, что этот вопрос актуален, но ей хотелось знать.
— Не помню.
Она должна была бы догадаться. Когда она уходила, он сказал ей вслед:
— Передайте ему привет от меня.
Лакост остановилась перед лифтом, нажала кнопку и оглянулась на этого крупного человека, стоящего в дверях и загораживающего свет, который — она знала — лился бы из комнаты, если бы не эта фигура.
— Может, вы сами ему это скажете? Может, даже съездите к нему? Вы знакомы с Габри?
— Габри?
— Габриэль — его партнер.
— Габриэль? Он мне про нее не говорил.
Подошла кабинка лифта, и Лакост шагнула в нее, спрашивая себя, доберется ли месье Брюле когда-нибудь до Трех Сосен. И еще она думала об этом человеке, который вел такой закрытый образ жизни.
Правда, его сын в этом смысле был ничуть не лучше.
* * *
Поздним утром Оливье стоял у входа в бистро. Он никак не мог решить, отпирать дверь или нет. Начинать работу или нет. Может быть, пришедшие клиенты выдавят этот голос из его головы. Голос Отшельника. И ту ужасную историю, что их связывала. Связывала даже после смерти.
* * *
У подножия опустевшей горы появился юноша. Как и все жившие в округе, он знал всякие легенды. О плохих детях, которых приводили сюда, чтобы принести в жертву страшному Королю Горы.
Он посмотрел, нет ли маленьких костей на пыльной земле, но ничего не увидел. Ни жизни. Ни даже смерти.
Он уже собирался уходить, когда услышал тихий вздох. Там, где раньше не было ни малейшего движения, подул ветерок. Он почувствовал его своим загривком, он почувствовал холодок на коже, почувствовал, как шевелятся его волосы. Он посмотрел на зеленую сочную долину, густой лес и соломенные крыши и удивился, как ему хватило глупости прийти сюда. Одному.
— Не делай этого, — услышал он шорох ветра. — Не делай.
Юноша развернулся.
— Уходи, — услышал он.
— Не уходи, — прошептал вздох.
Три следователя одновременно вышли из оперативного штаба, но на деревенском лугу расстались. Бовуар оставил шефа и агента Лакост еще раз допрашивать Оливье и Габри, а сам направился в старый дом Хадли.