Сначала брак казался удачным: она радовалась совместным обедам и ужинам, тому, что нашла его темные волосы на щетке, запаху его одеколона, звуку электробритвы рано утром, прикосновению теплого тела в ночной темноте, пробуждению с радостным удивлением, что каждому хочется одного и того же…
Потом что-то изменилось.
Существует тип мужчин, которые не могут глядеть в лицо собственным неудачам, им обязательно нужно найти козла отпущения. В Америке, где успех считается единственной стоящей целью жизни, таких мужчин пруд пруди. Они приводят своих близких в отчаяние, случается, морально уничтожают их. Женщина для них — воспитательница детей, горничная, кухарка и секс-машина. Ей не требуется рассуждать, она просто вещь, необходимое приспособление на дороге к успеху. Такие мужчины убивают человеческое достоинство. Но сначала они мучают жертву, любящую их всем сердцем.
Генри был одним из таких мучителей.
Сравнительно немногие женщины избежали подобной участи. Те единицы, которым это удалось, обычно убеждались, что они зря брали на себя дополнительные обязанности, отчаявшись доказать мужу, что они чего-то стоят. Жены обнаруживали, что они — хорошие работники, и добивались продвижения по службе. Мало-помалу они понимали, что представляет из себя их муженек, и за этим следовал быстрый развод или затяжные выяснения отношений, зубы-когти, пинки-кулаки, чтобы вернуть браку хоть какую-то значимость.
Линда вернулась с работы пораньше, потому что ее босс почувствовал себя плохо и ушел пораньше. Она застала Генри в постели с какой-то девицей. Это была студентка-второкурсница из группы Генри. Видимо, плата за перевод на следующий курс. Когда Генри, смущенный, неся что-то несвязное, выставил девицу вон, Линда отправилась в туалет, где ее вырвало.
— Господи, Вик, — сказала Линда, отпив кофе и ставя чашку назад на поднос, — что было самым худшим, так это то, что когда он вернулся, то пытался вести себя так, словно я в чем-то виновата. Он стал задирать меня, заявлял, что она лучше меня в постели. А она была тощей до неприличия! Суповой набор. Лицо — невыразительное, крошечные, узко посаженные глаза, скошенный подбородок. И он пытался заставить меня думать, что она более желанна, чем я. Драная помойная кошка, а не девка. Он накрутил меня так, что…
По-прежнему сидя в "лотосе", она опустила голову на грудь и, прижав ладони к глазам, тихонько заплакала. Виктор отставил поднос, прижал ее к себе, стал гладить по золотистым волосам и шептать слова утешения. Она прятала свое горе в себе, думая, что все давно закончилось. Она хотела только одного — покончить с этим браком и обрести чувство человеческого достоинства. Сейчас ее ненароком заставили вытащить пробку из бутылки воспоминаний и попробовать, что там. От исходившего оттуда запаха ее затошнило.
Виктор приласкал ее, стараясь найти нужные слова утешения. Когда ее плач затих, он нежно ее поцеловал. Губы ее приоткрылись, она ответила на его поцелуй. Он вдыхал запах ее волос, ее тела. Так они просидели целую вечность, задержавшись на опасной грани между дружбой и любовью. Через минуту Линда очнулась, требуя гораздо большего. Он нашел выключатель и щелкнул им. Каким-то образом он обнаружил в себе силы, о которых не имел представления.
— Это было очень нечестно? — спросила она.
— Если ты хочешь представить все таким образом…
— Ох, подозреваю, что сама на это напросилась. Возможно, мой бывший муж сделал из меня мазохистку. — Ее ресницы затрепетали, дрожь прошла по всему телу.
— А я не собираюсь лежать здесь и завоевывать твое доверие, разглагольствуя о том, как здорово и как потрясающе нам было вместе.
— Все было очень здорово, — сказала Линда. — A-а? Думаю, то, что я сейчас чувствую, не так уж и глупо.
— А что ты сейчас чувствуешь?
Она повернулась на бок, прижавшись к Виктору всем своим точеным телом. То, что он чувствовал, было не столько желанием, сколько теплым чувством удовлетворения от прикосновения к ней, восхищением ее округлыми формами и прелестью.
— Сейчас я чувствую, что нечто свело нас вместе. Я могу сказать, что именно в тебе Изменилось — твое отношение ко мне. Ты теперь человечнее, теплее, более открыт. До этого ты был для меня загадкой. И сейчас я ощущаю себя более полноценной, чем после развода. Это не просто секс, это нечто большее. Мы как две части долларовой купюры, которую когда-то давно разорвали пополам. Одна половинка попала в бумажник старика из Нью-Джерси, другая в карман молодца из Милуоки. Однажды они оба оказываются в одном ресторане в Майами. Половинка, принадлежавшая старику, выпадает из бумажника, когда он расплачивается с кассиром. Молодой человек видит это, вынимает свою половинку, обнаруживает, что они подходят друг к другу…
Она уютно устроилась рядом с ним, ее губы находились рядом с его шеей. Когда она говорила, они приятно щекотали кожу. Ее запах был теплым, истинно женским, соблазняющим. Их неудержимо влекло друг к другу. Она прежде была замужем за человеком недостойным ее, мелким и приземленным. На этот раз ее потянуло к человеку более сложному, в глубину души которого она проникнуть не могла, но очень хотела. Живой Виктор был тем простым и откровенным человеком, которого она искала.
Внезапно он почувствовал себя неловко, потому что он прятал от нее свою жизнь, когда она пустила его в самые заповедные уголки своей души.
— Пойдем, — сказал он, вставая с постели и натягивая на себя джинсы, футболку и шлепанцы. — Мне нужно тебе кое-что показать.
— Ты откроешь мне свою тайну?
— Вот именно.
Она накинула на себя что-то из его одежды, которая была ей ужасно велика, пошла за ним в коридор, потрепала за ухом Бесстрашку, лежавшего у дверей. Виктор вспомнил, что не кормил собаку, но понял, что девушка позаботилась и об этом тоже.
Он повел ее в ту комнату, где лежал робот-киллер, перевернул это создание, чтобы она могла его осмотреть. Пересказал ей всю историю, начиная с утра, когда он очнулся в пещере и отправился покупать дом Джакоби, пропустив только тот факт, что Гарольда Джакоби убил он.
Линда очень внимательно слушала его.
Она приняла рассказ на веру, несмотря на всю его невероятность. Ей не хотелось признавать, что ее возлюбленный — сумасшедший, но она своими глазами видела доказательства его правдивости. Робот, странные ящики — разве этого мало?
— Сейчас четверть первого, — сказал он, — это означает, что ты собираешь вещички и уезжаешь до того, как начнется пальба.
— Чушь! — выпалила она.
— Ты можешь пострадать.
Это было бессмысленное замечание, строчка, взятая из книги, словесное воплощение такой внешней очевидности, что оно само себя обесценивало. Возможно, в стрессовой ситуации все люди приходят к этой формулировке, цитируя прочтенные ими фантастические романы, изрекая бессмысленные фразы.
— Но и ты можешь пострадать. Тебе понадобится помощник. Зачем ты меня гонишь?