Шерис заставила себя улыбнуться, хотя на самом деле ей хотелось плакать.
— Как насчет прогулки, мистер Холт?..
Он усмехнулся и снова взял ее под руку. Она остро ощутила его прикосновение, его близость, но, погруженная в собственные проблемы, не замечала, куда он ее ведет, до тех пор пока они не подошли к загону. Она с отвращением отпрянула.
— Что-то не так? — поинтересовался Лукас.
— Я не люблю лошадей. И еще больше не люблю связанные с ними запахи. Он усмехнулся:
— Голубушка, это ранчо, где разводят лошадей. Придется вам привыкать.
— Не вижу причин. — Она прищурилась. — Разве что вы намерены поручить мне чистить конюшню. Тогда позвольте сказать вам…
— Стойте-стойте, никто не говорит о чистке конюшни. Но вам придется ездить верхом.
— Ни за что! — Она решительно покачала головой. Его темные брови взлетели.
— Вы хотите сказать, что не ездите верхом?
— Именно это я имею в виду.
— Что ж, нам придется это исправить. Ей не понравилось выражение его лица. Кажется, он готов начать уроки прямо сейчас.
— Вы привезли меня сюда в хорошей коляске. Я могу ездить в ней.
— Но это наемная коляска, и Билли отвезет ее сегодня в город.
Как раз в этот момент коляска, ставшая темой их разговора, возникла перед их глазами в таком облаке пыли, что они чуть не задохнулись. Шерис, прикрыв глаза рукой, смотрела, как индеец, теперь более прилично одетый, бешено мчался прочь от ранчо.
Лукас посмотрел на нее, и ему стало не по себе. Он возложил ей на плечи чрезмерно тяжелую ношу, не дав времени привыкнуть.
— Вы всегда выглядите такой красивой, после того как проведете утро на кухне?
Она повернулась и с изумлением взглянула на него.
— Вы смеетесь надо мной, мистер Холт? Вы же знаете, это первое утро в моей жизни, которое я провела на кухне. — Она не стала заниматься дальнейшим самоуничижением и не добавила, что при нынешнем цвете лица вряд ли ее можно назвать красавицей.
— Значит, кухня вам идет, — усмехнулся он Прежде чем Шерис успела ответить, он потянул ее за загон, к большому тополю. Легкий ветерок уносил в сторону запах лошадей. В манящей тени дерева стояла скамейка как раз на двоих, — но Лукас не сел рядом, а поставил ногу на сиденье и низко наклонился.
Она подняла голову. Поцелуй застал ее врасплох. Шерис попыталась вырваться, но его руки опустились ей на плечи. Лукас целовал ее, а она смотрела в эти похожие на драгоценные камни глаза и размышляла, что за чувство отражается в них.
Прошло несколько секунд, прежде чем она поняла, какие нежные у него губы. Сильные руки скользнули по ее плечам к шее, и пьянящее чувство нахлынуло на нее. Глаза Шерис закрылись, и губы ее откликнулись на прикосновение его губ.
Опомнившись, Шерис рванулась назад, выдохнув:
— Мистер Холт!
Никогда еще ее так не целовали.
Она почувствовала себя такой наивной! Подумать только, она чуть не стала любовницей Антуана и в то же время так мало знала о поцелуях. Даже Антуан никогда не целовал ее подобным образом.
Мысль об Антуане пробудила в ней тихо дремавший гнев. Все мужчины одинаковы. Они никогда не бывают искренни и всегда намерены что-то получить взамен расточаемых ими слов. В ней представителей противоположного пола привлекали либо ее деньги, либо ее тело. Теперь она может добавить к этому списку еще одно: оказывается, она годится и для каторжной работы. Лукасу Холту нужна служанка, которую также можно использовать в Постели. Она не могла найти других, более мягких слов, чтобы выразить свое отношение к происходящему.
— Мне казалось, прошлым вечером мы поняли друг друга, мистер Холт. — Вода могла бы замерзнуть при звуке ее голоса.
— Возможно… — Он сделал многозначительную паузу и улыбнулся плутовской улыбкой. — Не кажется ли вам, что пришло время называть меня Люком?
— Нет. И мы заключили соглашение, — сурово продолжила она, рассерженная его довольным видом, — которое вы, кажется, намерены игнорировать.
Его глаза так и светились весельем.
— Нет, мэм. Насколько я помню, вы хотели получить отсрочку, чтобы привыкнуть ко мне. Мне показалось, что вы уже вполне привыкли, так что… — Он пожал плечами.
— Я имела в виду отсрочку не в один день, Его лицо приняло озадаченное выражение.
— Не могу понять, в чем причина всей этой суеты. Вы боитесь меня? Все дело в этом?
— Не знаю.
— Что ж, по крайней мере вы искренни. Если бы он только знал, смущенно подумала Шерис. Ее раздражение быстро улетучилось. Она наблюдала, как он подошел к загону, смотрела на его поджарое тело: узкие джинсы и темно-желтая рубашка так плотно облегали его, что ничего не оставляли воображению. Одна из лошадей приблизилась к его протянутой руке.
— Я просто не знаю вас, — невольно пробормотала она. Он обернулся, посмотрел на нее, затем снова занялся лошадью.
— Вы хотите услышать историю моей жизни? Что ж, это понятное желание. Возможно, позже я его удовлетворю. А сейчас мне лучше вернуться к работе.
Кажется, ее прогоняют. Как деспотично! Лукас ведет себя совсем как ее отец, хотя и не так грозно. Этот человек знал себе цену и умел скрывать свои чувства, ничего напоказ. Самый худший вариант.
Шерис знала, что и ей не чуждо высокомерие, и ненавидела это качество. Она считала его привилегией отца. Столкновение двух равноценных характеров может привести только к войне. Будет как у ее родителей.
Так что если бы она искала мужа, чего она сейчас, безусловно, не делала, — она ни за что не выбрала бы Лукаса. Слава Богу, ее положение еще не совсем безнадежно.
Шерис поставила последнюю чашку на стол и вытерла лоб. Она впервые самостоятельно приготовила обед. Пища не была похожа на ту, что она ела прежде, но это не беспокоило ее. Вернувшись из города, Билли вручил ей местную поваренную книгу. Она и предположить не могла, насколько деревенская еда отличается от городской. Непонятные ингредиенты в рецептах она просто не приняла во внимание. Вреда не будет, если она кое-что незначительное пропустит. Обед приготовлен на троих, так как она не знала, питается ли Мак вместе с Лукасом.
Шерис подошла к открытой двери, надеясь освежиться дуновением легкого ветерка. Великолепие пылающего неба зачаровало ее. Черные силуэты деревьев и кустов напоминали часовых. Мимо прошмыгнул какой-то маленький зверек. Вдали завыл койот.
Шерис призналась себе, что она никогда не видела ничего красивее. В поезде опущенные шторы не пропускали позднее послеполуденное солнце, и она не знала, что закаты на Западе столь эффектны. Если другого толку от ее безумного путешествия не выйдет, она по крайней мере будет знать, что существует на свете такая красота.