Вскоре женщины расстались.
После того, что Людмила Романовна услышала от завуча, она укрепилась в мысли, что эта Лена, из-за которой ведутся кулачные бои и которая читает специфическую литературу, не пара ее Боре. Ему нужна девочка его круга, у него тоже сложный характер, а два сложных характера – это уже явный перебор.
И так как мадам Шустова была женщиной энергичной, умеющей доводить дело до логического конца, она отправилась ни куда-нибудь, а к дому Лены Серовой. (Адрес Кошкина помнила наизусть, к тому же оказалось, что Лена не так уж далеко живет, всего лишь в двух кварталах от школы.) Людмила Романовна хотела взглянуть на обстановку, бабушку и попросить Лену, конечно, как можно мягче, во время задушевной беседы, чтобы она оставила Борю в покое, пока эта дружба не окрепла и не расцвела пышным цветом. Людмила Романовна считала, что ничего предосудительного не совершает, поскольку, как всегда, руководствовалась собственным постулатом – материнское сердце лучше знает.
Подходя к Лениному дому, Людмила Романовна вполне себя контролировала. Она приготовила любезную улыбку и нужную фразу, надавив на кнопку звонка, но ей никто не открыл. В квартире никого не было.
Мадам Шустовой ничего не оставалось, как спуститься вниз. В руках у нее был пакет. В нем лежали баночка растворимого бразильского кофе, коробка конфет, несколько упаковок деликатесов, баночка красной икры. В конце концов, девочки живут без родителей, и Людмила Романовна им не враг.
Во дворе в снежном сугробе, запакованный в пестрый комбинезон, копался малыш с лопаткой в руках. Пожилая женщина приглядывала за ним, притопывая ногами в теплых сапогах с меховой опушкой. Почему Людмилу Романовну к ней понесло, одному Богу известно.
– Здравствуйте, – сказала она.
Женщина покосилась в ее сторону и ответила:
– Здрасьте.
– Вы не знаете, где могут быть Серовы? Я только что поднималась к ним, у них никого нет дома.
Бабулька оглядела Людмилу Романовну более пристально, особенно оценила ее шубу до пят.
– А вы кто ж им будете?
– Я… – Людмила Романовна растерялась. – Я… работник отдела социального обеспечения, – нашлась она. – Вот зашла посмотреть, как девочкам живется.
– А чего? Хорошо им живется. Одеты, обуты, не голодают, – охотно откликнулась старушка. – Ксения Матвеевна, бабушка ихняя, во всех смыслах женщина положительная. На пенсии, а работает, убирается у одного нового русского в его офисе, чтобы девчонок побаловать гостинцами к празднику.
– Это хорошо, конечно…
– А это пакет для них, что ли? – полюбопытствовала бабуля.
– Да, только вот не знаю, как передать.
– Чего ж, оставьте мне. Я передам, соседи все же. Хорошо их знаю, мы почитай десять лет бок о бок живем.
Людмила Романовна с удовольствием избавилась от пакета, подумав, что ей сегодня везет на информацию.
– А что родители девочек…
– Родителей у них нету. Отец, во всех смыслах человек положительный, – видимо, бабуля любила это выражение и применяла его везде, где только было можно, – жаль человека, под машину попал. А вот мать девчонок – шалава, пропала без вести.
– Как шалава? – побледнела Людмила Романовна, сжимая руки в лайковых перчатках на теплой подкладке из овечьей шерсти. Ведь чувствовало ее сердце, что что-то здесь не так!
– Шалава и есть. Спилась после смерти Сергея, погуляла на наших глазах: то один кавалер угощает, то другой, – объясняла словоохотливая соседка, а попросту сказать сплетница. – И хорошо, что пропала, а то бы и девчонок к этому делу приучила. Ленка-то красавица выросла, ей уже пятнадцать стукнуло, на нее парни засматриваться стали. А недавно появился тут один, кажный день как на работу к ней ходит. Одет прилично, сразу видно, из обеспеченных. То цветочки ей подарит, то на такси прокатит…
При этих словах лицо Людмилы Романовны превратилось в холодную застывшую маску, но в душе полыхал огонь, напоминающий жерло вулкана, готового каждую минуту выбросить на поверхность тонны раскаленной лавы. Домой она вернулась с единственным желанием спасти сына от этого пагубного влечения, чего бы ей это ни стоило! И замкнется Лена в себе или нет – это не ее проблема. В конце концов, она не благотворительное общество. У нее своих забот полон рот!
Открывая дверь собственной квартиры, Боря не подозревал, какая гроза вот-вот разразится над его головой. Он проводил Алену после кафе, поцеловал ее на прощанье, вообще-то не один раз. Они долго не могли расстаться, пока наконец он не приказал себе ее отпустить, потому что она все модничает и ходит в тоненьких сапожках, а на улице, между прочим, минус пятнадцать. Они, конечно, могли бы пойти к Алене домой и посидеть у нее, как это часто бывало в последнее время, но Ксения Матвеевна вот уже второй день неважно себя чувствовала, и Боря решил не надоедать. Она же сразу вскочит, начнет их кормить, суетиться. Она такая гостеприимная, как раньше говорили, хлебосольная. Его ба такая же: пока не накормит до отвала, не отстанет. Только она далеко, а Аленина ба рядом.
Борька снял ботинки в прихожей, повесил куртку и, подойдя к зеркалу, чтобы причесаться, а заодно убедиться, что прыщи с его лица исчезли раз и навсегда, увидел за спиной отражение матери.
– Ты чего свой сериал не смотришь?
Стрелки часов приближались к одиннадцати. В это время для матери не существовало ничего, кроме «Клана Сопрано».
– Боря, ты стал приходить домой очень поздно, – отозвалась мать, проигнорировав напоминание о сериале.
– Ну и что? – пожал он плечами и криво ухмыльнулся: – Раньше тебя это не волновало.
– Раньше я знала, что ты с друзьями. А сейчас. – Мать переплела руки на груди. – Ты был у нее?
– У кого это у нее? – Борька пошел в свою комнату, мать увязалась за ним.
– Вылитый отец, – выговаривала она ему в спину, ограничиваясь прозрачными намеками, – яблочко от яблоньки. – Борька продолжал ухмыляться, но то, что он услышал, согнало с его губ беззаботную ухмылку. – Ты был у этой Лены?!
– Во-первых, не у этой, а у Лены. – Борьку покоробило пренебрежительное «этой». Он развернулся к матери, не глядя, бросил снятый свитер на спинку стула. – А во-вторых, откуда ты о Лене знаешь?
– Какая разница, – отмахнулась она. – Я сегодня встретила Кошкину. Она рассказала мне о твоей драке с Юрой. И о многом другом, – со значением добавила мать. – В общем, я запрещаю тебе с ней встречаться!
– Не смеши меня, ма.
– Не знаю, как тебе, а мне не до смеха. У той девочки может быть дурная наследственность! Ты хоть в курсе, что у нее мать была алкоголичкой и… шлюхой.
– Что-что? Откуда ты набралась этого бреда? – спросил он по инерции, ошарашенный хлесткими, как пощечины, словами.
– Как бы не так! – безжалостно отрезала мать. – Ее мамаша за бутылкой побежала в тот день, когда пропала без вести, понятно тебе?! И после горячо любимого супруга у нее было немало мужчин-приятелей. Обманула тебя твоя Леночка, всей правды не рассказала. Таким не похвастаешься. А ты уши лопухами развесил – цветочки, такси. Что у тебя с ней было, дурачок?