Она развернулась и поплыла по лестнице, храня надменное выражение лица.
– Государственная измена под видом игры… – протянул советник, глядя из окна на отъезжающую крытую коляску, запряженную рлеи. – Ну, наконец-то…
На то, чтобы отделаться от всех, желающих рискованного и серьезного разговора, ушла неделя, но за это время план Арады наконец сдвинулся с мертвой точки.
Я снова написала книгу, хотелось ей говорить всем и каждому. Я написала книгу.
Длинный труд о кризисе власти в империи был закончен. Она улыбнулась тонкой улыбкой – теперь я знаю их всех, изнутри и снаружи. Иногда даже имела доступ к тайнам их тел, что уж говорить о тайных планах!.. Ах, долгие годы…
Осталось поставить к толстому тому эпиграф, отдать переписать набело… А, кстати, вот и этот иноземный эпиграф, из книги, которую Таскат так любезно читал ей перед сном.
Что там у нас? Достаточно возвышенно? «Мой бог, сотворенный из глины»?.. [9] И далее…
Она поставила точку. Ах, господин посланник… Вы сколько угодно можете обещать мне межземельную известность в тысячах государств. Вы можете издать ее у себя, разумеется. Каким угодно тиражом. Ваша машинка с необъятной памятью запомнит все. Но мне чрезвычайно важно, чтобы книга была напечатана именно тут, чтобы распространялась в списках, чтобы ее прочитали те люди, которым есть дело до империи!.. Какое дело каким-то иноземцам до наших дрязг? Они будут, как вы, только развлекаться. И твердить: веселое знание, веселое знание…
Скоро нужно будет собрать все листы, рассортировать, расположить в нужном порядке главы, отдать на переписку… А потом – в набор… купить печатный станок и услуги наборщиков – нехитрое дело. Хитрое дело – все остальное.
Ах, да, еще и это надо добавить, и это…
Она беспомощно смотрела на груду черновиков, которые коварно выползли из ящиков стола и погребли под собой ее четкий и простой план.
Вошедший Таскат виновато вздохнул, и она оглянулась, готовая взорваться.
– Кажется, вам надо помочь – сказал он. – Я имею некоторый опыт в подобных делах и, конечно, мог бы…
– Ах… – сказала Арада. – Ах. И еще раз – ах! Прошу вас. Переберите эти бумаги. Немедленно.
Он засмеялся и сел на пол рядом с ней.
Она немедленно сообщила о том, как устала, и объяснение наконец-то состоялось.
Все планы господина советника пойдут прахом, мстительно думала она, видя, как сокрушается и хватается за голову Таскат. Нет, я выведу этого неблагодарного человека из-под удара. Он слишком зол, чтобы понять, как весело способен развлекаться мой хвостатый друг. Посланник развлечется с кем-то еще. И это, будь оно проклято, тоже будет… хорошая… государственная измена. Государство изменилось, и мне это не нравится.
На следующий день они стояли перед воротами в ее поместье, там же, где полгода назад случилось их свидание напоказ.
При свете дня поместье выглядело пустым. Так выглядит корабль, который отправляют на консервацию; такой вид бывает у человека, уволенного с работы… У этого дома, несомненно, было лицо. Оставалось надеяться, что хозяйка вернется.
Начальник охраны бросил на него недоверчивый взгляд.
Охраны, слуг и свиты у нее было столько, что один иноземец ничего не решил бы. Он понял, почему последний месяц дома Арада чувствовала себя в безопасности. Большинство из них выросло вместе с ней. Таких не подкупают.
В кои-то веки она была одета как настоящая дама – в простейший костюм, состоящий из штанов и короткой верхней калли какого-то сложного кроя. А поверху – одна накидка цвета земли, так непохожая на ее роскошные покрывала. В другом мире к этому непременно прилагалась бы корона, а дальше – изгнание. Королевы в изгнании – самые нетерпеливые королевы…
– Если бы я мог, я бы уехал вместе с вами – искренне сказал Таскат. – Я очень к вам привязан. Жаль, что я такой вам не нужен. Я бы пересилил свою природу, даже остался здесь, и жил бы с вами, и придумал бы, как нам остаться вместе… Но если уж все так, как вы говорите, в этом случае нас просто сожрут.
– Я уезжаю примерно на год – сощурилась Арада. – Я пустила слух о своей беременности. Честно говоря, неплохо было бы действительно родить ребенка. Беременные не подпадают под действия закона о государственной измене, а там и кончится все… Что вы делаете?
Таскат склонился к ней и изо всей силы потерся подбородком о ее шею, оставляя невидимый, но хорошо различимый мускусный след.
– Я буду ждать вас – печально сказал он. – Унесите с собой хотя бы это. А если вам захочется родить ребенка, по вашим законам я признаю этого ребенка, как своего.
Арада засмеялась.
– Вы слишком многого от меня хотите. Если у меня будут дети, я не отдам даже вам. Просто помните меня и сделайте все, как надо.
Он чувствовал себя облитым холодной водой. Хотелось рвать землю. Еще вчера – блестящий кавалер, удачливый дипломат, все понимающий друг – и теперь вот это… Это случилось, и ничего нельзя сделать. Инструкция рекомендует не падать духом. Что же ты тогда встал, как пришибленный, и не можешь ничего понять? Совсем, совсем ничего.
– Могу дать вам один совет – по-прежнему дружелюбно сказала Арада. – Делайте вид, что ничего не произошло. Катайтесь на охоту и ходите на прогулки с этими обормотами, занимайтесь чем угодно, играйте в шахматы. Все знают, что в определенный момент вы теряете опору и действуете, как захочет ваше левое ухо. Но если вы сейчас затаитесь, вы признаете, что мы оба в чем-то виноваты. Они не дадут вам сделать решительно ничего. Я вернусь через полтора года. Будьте осторожны.
Он виновато склонил голову.
– Прощайте…
Он смотрел, как паланкин, качаясь, исчезает за поворотом.
Паланкин сопровождал эскорт из пятидесяти человек. Вслед за ним потянулась вереница повозок, похожих на караван жадного торговца. Он печально вздохнул и отошел с дороги.
Не хватало еще столкнуться с каким-нибудь возчиком, который обольет его потоком ругани, сводящим на нет все светлые воспоминания. Впрочем, бывает и такое.
– Стой! Ах ты…
Он отшатнулся. Захлопал тент, тяжело ступили когтистые лапы. Над его головой возникла огромная морда рлеи.
– Бедняга… – рассеянно сказал Таскат, потрепал свирепую зверюгу по шее и зашагал к своей любопытной охране.
Изумленный возчик моргнул, потом схватил кнут, хлестнул рептилий и поехал догонять караван, не сказав ни единого слова.
Неприятности начались на следующий день. Негласный запрет бродить по улицам столицы действовал на него, как красная тряпка, и он, следуя совету Арады, вырвался на прогулку вместе с пятью молодыми людьми, двое из которых были ему известны.
На прогулке случилась дуэль, на которой ему предложено было стать секундантом. Ночь он просидел в ожидании указа о заключении в тюрьму, но в письме было сказано иное: домашний арест на месяц. Из башни не выходить.