Ведь все это должно быть в надежных руках. В руках умных, добрых, знающих людей…
Я не могу».
Огорченный этим, Таскат уснул.
Спал он недолго. Ему приснился – и разбудил его – какой-то человек, ходивший по комнате и причитавший:
– Зачем ты в сотый раз это делаешь? Зачем? Отпусти меня!
Он громко стонал, вскрикивал и заламывал руки. Так и должно выглядеть настоящее привидение.
За окном была ночь.
Таскат приподнялся на локте и огляделся. Кроме него и этого парня, с виду молодого, вокруг не было никого.
У парня был вид рыбака, убитого горем. По крайней мере, он был с виду похож на рыбака: обветренный, какая-то цветная рубаха, жилет поверх нее и штаны, вроде как южного покроя. Пахло водой. Но дело было не в одежде и даже не в руках, на которых виднелись старые шрамы. Так выглядят люди, которые ищут, но не находят.
Парень был полупрозрачным. Сквозь него просвечивали ткани, которыми была занавешена стена. Таскат удостоверился, что он не спит, укусил себя и ойкнул. Парень обернулся.
– Ррр-рыбак, значит…
Гость молчал и смотрел на него удивленными глазами. Если он, оказавшись здесь, чего-то ждал, то, ясное дело, не этого.
– А где твоя сеть? – спросил Таскат.
– В море… – огрызнулся парень. – А море на юго-востоке. И всю рыбу я давно потерял.
– Лучше бы съел. Что ты тут стонешь? Ты призрак или снишься?
Парень горестно поник головой.
– Я – Четвертый… – сообщил он, как будто это что-то значило. – Чет-или-нечет. И если ты – тот, кого я ищу, то ты меня знаешь.
– Нет, не знаю… Стой, стой, не уходи! – крикнул Таскат, увидев, что гость начинает растворяться в воздухе. – Может быть, я тебе пригожусь?
– А ты из сказки? Если так, то не пригодишься. Шерех! Десять тысяч сказок я прочитал, и ни одна мне не помогла.
– А что у тебя за беда? – Таскат приподнялся и сел на постели, устраиваясь поудобнее. – Иди сюда, расскажи. Все равно тут никого больше нет, а ночи сейчас – он зевнул – очень холодные.
Гость обогнул стол и придвинулся поближе. Значит, все-таки не исчезнет. Непохож он на призрак. Вроде бы живой.
– Ты живой? – спросил Таскат для верности и тут же пожалел об этом – такая смертная тоска была написана на этом лице. Но гость как-то совладал с собой и букнул:
– Живой. И даже слишком. Понимаешь, я не могу умереть… Я убит несколько дней назад. Меня уже похоронили бы, останься там мое тело. Но меня, к сожалению, не оставляет мой бог.
Таскат слушал его рассказ и ошеломленно качал головой. Ему было страшно – первый раз за все его пребывание здесь. Хуже были только кости магов на островке и нож того проклятого гвардейца, оказавшегося шпионом. Он попытался дотронуться до незваного гостя, но проще было обнять пустоту. Впрочем, гость понял и не обиделся.
Пахло водой.
– И сколько ты уже так?
– Точно сказать не могу… Определенно больше, чем пять или шесть лет. Первое время меня убивали постоянно. Теперь я живу… то есть, жил… там, у моря.
Таскат сжал кулаки.
– Знаешь, так бывает, когда человек должен что-то сделать, а потом умереть… Я понимаю!
– Я бы сделал… – нахмурился гость. – Гордость магов помогла бы мне. Но у меня нет времени. Я написал книгу о Великой, я издал ее. Я пытался отомстить за учителя, но учителю, может быть, уже все равно. Мой друг говорил, что это возможно. А потом нас убили.
То призрак, то не призрак… Сидит живой человек, рассказывает. Может быть, он еще не умер? Нет. Если он говорит «нас убили»…
– Какую книгу?
– Книгу стихов о моих видениях. Она называется «Память ветра».
И тут, словно это была и вправду обучающая голограмма, Четвертый вытащил из-за пазухи и показал Таскату томик стихов в желтоватой бумажной обложке. Таскат нагнулся к нему и попытался читать, но строчки плясали перед глазами.
– Не могу – пожаловался он. – Слов не разобрать.
– Так бывает – утешил его гость и засунул томик обратно. – Все это – о возлюбленной богине. О моем учителе. О моих братьях, которых убили. Пусть узнают все. Я не знаю, где мои братья. Но они все умеют читать…
– Почему о богине? – удивился Таскат.
– Она явилась мне, и я о ней пишу.
– Так ты же вроде бы ученик бога, а не богини.
– Нет, ты не понял – обиделся Четвертый. – Я ученик своего учителя. А его бог меня или проклял, или смеется надо мной. Его небесная супруга оказалась милосердней и справедливей, и я вижу ее во сне. Говорили, что я записал все ее слова точно, и издал вовремя, и распространил. За это нас и…
– Так ты его ругал, когда тут объявился?
Незадачливый ученик вскочил, воздел руки к небу и заорал, как резаный:
– Да! Да, чтоб ты сдох, да!
Таскат от неожиданности ударился головой о спинку кровати. А Четвертый продолжал кричать, задыхаясь;
– Лучше бы ты отдал меня Глубинной смерти! Лучше бы я родился у самой последней сахри! Ты обещал нам дорогу, ты обещал нам свет, а вместо этого убил учителя и отдал нас на позор! Ты убил нас! Ты убил нас в самом начале, и учителя не пожалел, будь ты проклят! Чуть ли не десять тысяч наших смертей! Десять тысяч, десять тысяч раз! То огонь, то стрелы, то нож, то яд! Тебе не жаль никого! Твоих верных отлавливают по всему свету, их убивают в собственных домах, а тебе плевать с другой стороны неба! Я не могу больше умирать, я не могу больше так умирать, чтоб ты… Ты, о, ты, тот, кто бог мой!..
Последние слова он выкрикнул с таким сарказмом, что смотреть было больно.
Таскат поднялся, не зная, как тут помочь. Призрак сидел, обхватив голову руками, и плакал.
– Слушай… – тихо сказал Таскат. – А ты уверен, что тебе есть, кого проклинать?
Гость озадаченно посмотрел на него.
– То есть?
Посланник собрался с духом.
– Понимаешь… Я здесь человек новый, хотя и живу тут некоторое время. Дело в том, что на моей земле несколько другие порядки… В общем, я не верю в существование богов.
В глазах Четвертого заблестел ужас. Насколько знал Таскат, на этой земле никто и никогда не сомневался в существовании богов.
– У нас когда-то тоже верили в богов и духов, обожествляя людей или силы природы – торопливо продолжил Таскат, боясь, что гость развеется, – но потом пришли к выводу, что верить в это – отрезать себе пути к знанию. Многие последователи богов исследовали мир, но искажали при этом знание.
Вместо того, чтобы учиться, люди молились… хм… то есть пытались говорить с богами, и последователи богов получали над ними власть. Так ваши жрецы прячут от людских глаз башни и накопители молний, объясняя это истинной магией и верой в силу духа, силу научного подхода… А ведь это просто наука? Так?