Прошел не один день пока, наконец, шторка была готова.
Анна Петровна стояла и молча, смотрела на шторку.
Да, такой красоты она давно не видела.
«Действительно у этой девушки руки золотые. Надо будет подарить ей что-нибудь из своих платьев».
Дашенька же стояла, замерев, с прижатыми руками к груди.
Она не могла понять, нравится или нет барыне её вышивка.
Ну, то, что красиво, это она знала, скорее чувствовала. А вот вдруг надо было как-то по-другому вышить.
Анна Петровна, наконец, улыбнулась. Дашенька облегченно вздохнула и тоже улыбнулась.
Анна Петровна была по натуре своей не многословна. И поэтому всё, что она могла сказать это:
– Молодец, Дашенька, зайдешь ко мне после ужина.
Шторку несли в зал целой процессией. Впереди шла Анна Петровна, за ней Дашенька со шторкой, следом ещё несколько слуг. Шторку натянули и повесили. Ещё некоторое время, постояв и посмотрев на свою работу, все разошлись.
Оставшись одна, шторка стала оглядывать зал. Он был большой, стены были высокими. Посередине стоял черный рояль. Около стен стояли стулья с очень красивыми резными ножками. Спинки и сиденья были оббиты красным атласом. Шторка это сразу отметила. Наверно таким же, как и я, была раньше. От чего ей стало приятно сознавать, что рядом есть хоть что-то родственное.
На стенах висели картины разной величины в красивых резных рамах. На них изображались мужчины, женщины или просто, как вон та, маленькая картина – ваза с цветами.
Рядом со шторкой, слева, висела большая картина: красивая дама в шляпе, и в дорогом атласном платье.
– Надо же, платье-то атласное!
Шторке захотелось поговорить с этой картиной. Она чуть потянулась навстречу к картине, обращаясь к ней, сказала:
– Извините, можно мне спросить у вас?..
Но в ответ картина фыркнула пренебрежительно. И обращаясь к герцогу напротив, сказала:
– Вы только посмотрите! Эта тряпка еще смеет со мной разговаривать!
– Не обращайте на неё внимания, сударыня.
Такого шторка не ожидала, у неё даже края завернулись от досады.
– Тряпка, – это же надо такое сказать! Ну, какая я тряпка? Сама Анна Петровна любовалась мной. И вообще я не просто так вишу, я закрываю окно. А значит, я нужнее, чем эти картины, которые просто так висят, и пользы от них ни какой. Пыль только собирают.
Ей хотелось чувствовать свою значимость, и она в этом себя убеждала. Так ей было легче.
Однажды в зал двери распахнулись, от чего шторка зашевелилась. Слуги бегали туда-сюда, заносили столы, что-то выносили. Двери закрывались и открывались. Шторка, ходила ходуном. Наконец, она не выдержала и спросила у маленькой картины с цветами:
– Что случилось?
У большой картины она не рискнула спросить.
Картина долго пренебрежительно молчала.
Шторка терпеливо ждала.
Наконец, картина с нескрываемым раздражением сказала:
– Такое бывает каждый год. Сегодня именины у нашей хозяйки.
– Наверно, это очень интересно? – сказала шторка, пытаясь продолжить начатую беседу.
Но картина больше не отвечала.
Шторка не обиделась. Она, стала просто с интересом наблюдать за происходящим.
Где-то заиграли музыканты. Их шторке не было видно, но это напомнило шторке о Дашеньке. Ведь шторка рождалась с песнями.
Но вот стали появляться незнакомые, но очень важные мужчины и женщины в красивых нарядах, совсем как на картинах. Люди ходили от одной картины к другой, восхищаясь при этом. Шторке всё больше, и больше становилось, как-то, не по себе. Она, наконец, поняла, что ей тоже хочется, Что бы её заметили.
– Ну чем я хуже их? Я тоже красивая. А они старые. Каждой лет по сто с хвостиком. А я новенькая, Вон как ниточки мои блестят. Ведь новое всегда лучше, чем старое. Правильно вон та дама сказала, что им цены нет. Конечно, нет, какая же может быть цена, если с этого герцога краска сыпется. Нет! Они меня просто не видят в этом углу. Ну почему это окно именно здесь, а не где-нибудь посередине?
Из этой самоистязающей обиды шторку вывел возглас:
– Ах!
Шторка замерла! Перед ней стояла дама в красивой шляпе с перьями. Она смотрела прямо на неё.
– Ах, – опять сказала дама, – боже, какая прелесть!
Она обернулась и, обращаясь в зал, позвала:
– Георгий Петрович, подойдите сюда, будьте любезны.
Подошел солидный мужчина лет сорока пяти.
– Посмотри дорогой, ты видел ещё такое где-нибудь? Какое чудо!
Шторка точно знала, что ни вверху, ни внизу никаких картин не висело.
Значит, это «ах» предназначалось ей шторке. Да-да! Именно ей.
Перед шторкой уже стояло человек пять, и все разглядывали её. Да, её разглядывали как те картины! Ей захотелось закричать:
– Вот видите! Я тоже!
Что тоже она не знала, но что тоже – это она точно чувствовала и знала.
Перед собой она слышала, – прелесть, прелесть!
И от этого вся её сущность заполнялась гордостью за себя.
Эти важные люди не обошли её своим вниманием. Они заметили её тут, в этом углу. И восхищались, пожалуй, даже громче, чем картинами.
Когда праздник закончился и зал, наконец, опустел, шторка с нескрываемой радостью и любопытством посмотрела на картины. И тут она услышала:
– Нет, вы только поглядите, – сказала картина с дамой в красивой шляпе, – эта тряпка вообразила себе, что она может сравниться с нами!
– Успокойтесь, сударыня, она не стоит, чтобы вы так нервничали, – поддержал её герцог.
– Господа, господа, – вмешалась картина с рыцарем на коне, – неужели этот кусок тряпки заслуживает, чтобы вы ему уделяли столько внимания.
– Да барон, вы правы, у нас, действительно, есть о чем поговорить.
Шторка взглянула на стулья, как бы ища у них поддержки, ведь они тоже оббиты атласом. Но стулья жили своей какой-то жизнью, и не вмешивались ни во что. И шторка осталось в гордом одиночестве переварить эту обиду.
– Ну почему они так со мной, почему? Только потому, что я шторка, а не картина? Но вот если бы меня одеть в рамку, я бы была не хуже их.
Шторке очень нравились рамки у картин. Она с тоской и каким-то трепетом разглядывала узоры на рамах. Они придавали картинам богатый и роскошный вид.
К Анне Петровне частенько заезжали знакомые. А теперь, некоторые специально посмотреть на шторку. Шторке было очень приятно. Однажды шторка опять увидела ту даму, которая её первая заметила. Дама стояла перед шторкой и больше не восхищалась, она стояла и молчала. От чего шторке стало как-то не по себе. Затем она ушла, и больше её шторка не видела.