Сорокина плакала. По ее пухленьким щечкам совершенно беззвучно текли слезы, но сама она улыбалась. Какой-то необыкновенно чистой, детской, счастливой улыбкой. Вид у нее был невыразимо милый и трогательный, как тогда у Леночки Коромысловой, когда они первый раз поцеловались возле ее подъезда. У Леночки тоже текли по щекам прозрачные капли, только это были не слезы, а дождик, теплый майский дождик.
Тимофей включил аварийку, протянул руку и, повернув к себе Янино заплаканное лицо, улыбнулся ей и…
Спохватился он в последний миг, когда уже почувствовал тепло ее губ. Максимов неожиданно смешался, испугался собственного порыва, с ужасом взглянул в такие близкие и неожиданно светлые глаза Сорокиной и вместо настоящего поцелуя неловко и торопливо чмокнул ее в нос.
Яна сидела, не дыша, и, как последняя тупица, продолжала смотреть на Максимова.
Что это только что было? Он хотел поцеловать ее? Зачем? Почему? Ее все-таки убьют? Паника снова начала удушливой волной подниматься в Яниной растревоженной душе.
– Они убьют меня? – спросила она дрожащим голосом, собрав все свое мужество, потом откашлялась и спросила уже твердо: – Они убьют меня? – Теперь ее взгляд выражал решимость.
Тимофей, погруженный в пучину собственного позора, напуганный последствиями своей дикой, необъяснимой выходки, сперва не расслышал Яну, но, непроизвольно взглянув на нее, почувствовал, что она тоже чем-то напугана и, кажется, даже не понимает, что именно только что случилось. Он заставил себя встряхнуться, овладел собой и внимательно посмотрел на девушку.
– Они убьют меня? – повторила она полным отчаянной решимости голосом.
– Кто? – глупо спросил Тимофей, ничего не поняв. Наконец окончательно пришел в себя и уже совершенно осмысленно спросил: – Кто именно?
– Те, кто дважды напал на меня и убил Рогутского. Расскажите мне все прямо сейчас. – В голосе Яны сквозь отчаянную решимость прорвались надрывные, почти умоляющие нотки. – Неизвестности я больше не вынесу.
И она вцепилась в его рукав, глядя на Тимофея полными невыплаканных слез и испуга глазами.
Он не рассмеялся, хотя нелепое Янино предположение и ее реакция были настолько неожиданными и необъяснимыми с логической точки зрения, что как минимум улыбка была бы вполне адекватной реакцией на такой вопрос. Но Тимофей даже не улыбнулся. Во-первых, он сам только что побывал в дурацкой ситуации, так что грех смеяться над другими. Во-вторых, лицо Яны отражало совсем не шуточные страдания. Тимофей коротко вздохнул, собираясь с мыслями, и, взглянув на девушку, проговорил мягко и убедительно:
– Вашей жизни ничто не угрожает. И я сделаю все от меня зависящее, чтобы такого не случилось и впредь. – Фраза прозвучала, возможно, слишком выспренно и надуманно, но Максимов счел, что в данной ситуации небольшой перебор и капелька патетики будут вполне уместны. Потом, когда Яна успокоится и он выяснит, что именно привело ее в такое шоковое состояние, он объяснится с ней в обычной рабочей манере.
– Это правда? Вы меня не обманываете? – всхлипнув и по-детски шмыгнув носом, спросила она.
– Нет. Это абсолютнейшая правда, – твердо заверил ее Тимофей, доставая из кармана носовой платок и протягивая его расклеившейся Яне.
– Зачем же тогда вы позвали меня на ужин и сами забрали с работы? – без всякой связи и логики спросила девушка, сморкаясь в его клетчатый платок.
Ответить Тимофей не успел. Кто-то постучал в его окно. От этого негромкого короткого стука Яна вскрикнула и вжалась в сиденье. Тимофей опустил стекло.
– Лейтенант Прокопчук, ваши документики, – хриплым, псевдовежливым голосом прогудел в окно дэпээсник. – Почему это вы, граждане, на мосту стоите? Правил не знаете?
Тимофей выглянул в окно. Елки-палки! Его дикий порыв застал их как раз при съезде с моста, и он, старый осел, не придумал ничего лучше, как включить аварийку и притормозить на минутку. Хорошо хоть, они ехали по маленькому, лежащему в стороне от основных артерий мосту, являющемуся частью улицы Савиной. А может, и плохо, на Лазаревском или Большом Крестовском ему такой кульбит в голову бы не пришел, а значит, и краснеть было бы не за что. Тимофей, кряхтя, полез из машины договариваться со стражем порядка.
До ресторана они доехали молча. Обоим было неловко, хотя и по совершенно разным причинам.
К тому же Яна ужасно испугалась встречи с дэпээсниками, она до последнего ожидала, что сейчас мнимый лейтенант достанет табельное оружие и расстреляет их в упор. Поэтому смогла по-настоящему расслабиться и поверить словам Максимова лишь после того, как он, решив вопрос с сотрудниками дорожно-постовой службы, снова сел в машину и как ни в чем не бывало тронулся с места, лишь вскользь пояснив, что встал в запрещенном месте.
Ресторан, в который Максимов привез Яну, напоминал большую старинную мельницу. Яна о нем слышала, но сама в нем никогда не бывала по вполне понятным причинам. Что делать скромной сотруднице фирмы в таком заведении?
Они сидели за столиком у окна и изучали меню. Сорокина заметно успокоилась, к ней вернулся румянец и привычное чуть высокомерное, уверенное выражение лица.
Тимофей то и дело поглядывал на нее, стараясь понять, насколько хорошо она запомнила нелепую сцену в машине. Учитывая, что Яна, то есть Сорокина, пребывала в тот момент в крайней степени возбуждения и испуга, можно было надеяться, что происшедшее не зафиксировалось в ее памяти или хотя бы сохранилось в виде размытого неконкретного воспоминания.
Тимофей всей душой надеялся избежать ее прямых вопросов о происшествии. В противном случае ему придется сбежать из ресторана и уволиться из фирмы. Какой идиот!
Яна держала в руках меню. Она все больше успокаивалась и не столько изучала названия блюд, сколько анализировала собственные неадекватные реакции.
С чего же начался этот глупый безосновательный психоз, заставивший ее выставить себя в глазах отцовского заместителя законченной истеричкой?
С безобидного приглашения на ужин? С визита девицы из следственного комитета? Нет, определенно со звонка Максимова. Хотя события последних недель, разумеется, и внесли лепту в ее психическое состояние, но все же до какой грани надо было дойти, чтобы обычное приглашение на ужин привело к такому приступу паники?
Впрочем, что значит обычное? Когда это ее приглашал на ужин мужчина? Не коллега, не партнер по бизнесу, хотя и они ее никуда не приглашали, а мужчина?
Яна украдкой взглянула на Максимова, и ей показалось, что тот стремительно отвел глаза. Гм. Показалось. Максимов сидел и безмятежно выбирал ужин. Поза его была расслабленной, лицо, как всегда, невыразительным. Похоже, он вообще не заметил ничего странного в ее поведении. А может, встреча с ДПС сгладила впечатление от ее истерики, и он не вполне оценил масштабы Яниного припадка? Дай-то бог. А то иначе придется со стыда сгореть.
– Вы готовы заказывать? – раздался ласковый до приторности голос официанта над Яниным ухом.