– Как думаешь? Может, нам лучше было бы поехать с Морицем завтра?
– Честно говоря, не знаю. Ни ты, ни я ехать не хотим, это точно, а как нам поступать в дальнейшем, узнаем, когда Кледерман вернется. Больше всего меня тревожат угрозы, которые он получает. Конечно, он принимает меры предосторожности, но действенными они могут быть только в Швейцарии, я так предполагаю. Поэтому мне кажется, что он должен рассказать об этих угрозах Ланглуа.
– Представь себе, я тоже об этом подумал. Мне даже показалось, что эти угрозы – часть той же паутины, которая оплетает сейчас всех нас.
– Кстати, как мы поступим, если госпожа Тиммерманс будет настаивать на своих требованиях?
– И думать нечего, поедем к ней в гости, а там будь что будет.
– А что может быть, как по-твоему?
– Думаю, ничего особенного. Она постарается взять надо мной верх в словесном поединке, ничего более. В конце концов, ничего дурного я ей не сделал. А что до сладкой Агаты, то, по-моему, не она, а ты можешь предъявить ей счет. И довольно об этом! Чему быть, того не миновать!
Как друзья и предполагали, в доме до их прихода никто не ложился. Или, напротив, госпожа де Соммьер и Мари-Анжелин специально встали к их приходу.
– Ну что? – сразу задала вопрос маркиза. – Он придет к нам завтра?
– Нет, завтра он летит в Брюссель, – поспешно ответил Альдо, спохватившись, что совершенно забыл о приглашении. – Но по возвращении непременно... Он даже добавил, что будет счастлив. В общем, придет обязательно, потому что привезет нам новости из Брюсселя.
– Вот и хорошо, – кивнула План-Крепен, собирая карты. По своему обыкновению, она целый вечер раскладывала пасьянсы. – Значит, нам остается только лечь в постель... Если мы, конечно, согласны, – добавила она, обращаясь к маркизе.
– Задержитесь еще на секундочку! – воскликнул Альдо с лицемернейшим простодушием. – Если вы не слишком устали, Мари-Анжелин, очень прошу вас, покажите нам тот небольшой портрет пером, который вы показывали мне вчера вечером.
План-Крепен мгновенно подобралась и удостоила Альдо недобрым взглядом.
– Зачем?
– Вполне возможно, я смогу вам кое-что сообщить о персоне, которую он напоминает.
– Боюсь, что не вспомню, куда я его положила.
– Что за портрет? – заинтересовалась тетушка Амели, глядя на Мари-Анжелин с подозрением.
– Пустяк, ничего более. Мы же знаем, как я рисую. Все, что угодно – лицо, предмет может неожиданно привлечь мое внимание, и, пожалуйста, набросок...
– А если вы его потеряли, то можете нарисовать снова! У вас такая феноменальная память, План-Крепен!
Отступать было некуда. План-Крепен поняла это, попав под прицельный огонь трех взглядов, направленных на нее. Она медленно направилась к лестнице, но Альдо тут же ее догнал.
– Возвращайтесь как можно скорее, – шепнул он. – Я говорю это на тот случай, если вам вздумается нарисовать кого-то другого!
– Я бы даже пытаться не стала, зная, какая у вас чудовищная память. Неужели вы в самом деле можете сказать мне, кто это?
– А что же, вы сами этого не знаете?
Услышав коварный вопрос, Мари-Анжелин взглянула Альдо прямо в глаза и ответила:
– Нет. Клянусь честью. Он напоминает мне кого-то, но кого – никак не могу понять...
Через несколько минут она вернулась с небольшим портретом, который был уже оправлен в рамку со стеклом.
– Возьмите, – протянула она портрет Альдо.
Он снова вгляделся в черты лица незнакомца, потом улыбнулся, достал бумажник и вытащил из него открытку.
– Сегодня утром я пришел в Национальную библиотеку к открытию. Хотел посмотреть кое-какие книги, и в том числе "Мемуары" Оливье де Ла Марша [26] , который до самого конца оставался со своим господином. И я даже договорился, чтобы мне сняли с мемуаров копию.
– Которая обойдется вам в целое состояние, – заметила План-Крепен.
– Цена теряет значение, когда главное – интерес, он ее оправдывает. Копии придется ждать довольно долго, но я принес открытку, на которой изображен один из портретов, которые я там нашел...
– И? – нетерпеливо воскликнула эксцентрическая особа по имени Мари-Анжелин, вперив взгляд в открытку, которой Альдо обмахивался, словно веером.
– Взгляните сами, – сказал он и отдал ей открытку.
Адальбер поспешил взглянуть на портрет и открытку через ее плечо.
Альдо не сводил глаз с Мари-Анжелин. Ее щеки медленно заливались румянцем, но лицо оставалось непроницаемым.
– Кто же это? – наконец, спросила она, и ее вопрос вывел Альдо из себя.
– Не говорите, что вы его не узнали!
– А я должна была узнать?
– Отметьте хотя бы феноменальное сходство с вашим рисунком!
– Безусловно, но...
– Вы никогда не заставите меня поверить, что не знаете этого портрета! Вы! С вашими энциклопедическими познаниями, которых хватило бы на весь Коллеж де Франс!
– А вот у меня нет таких познаний, – признала госпожа де Соммьер, беря в руки открытку и внимательно рассматривая ее через золотой лорнет, украшенный мелкими изумрудами. – Но за свою жизнь я посетила немало музеев и могу утверждать, что оригинал этого портрета находится в Берлине, что написал его великий фламандский художник Рогир ван дер Вейден, которого называли во Франции Роже де ля Пастюр. Его кисти мы обязаны замечательным заалтарным образом "Мистического агнца" в знаменитой Богадельне Бона, самым главным ее сокровищем. На портрете изображен не кто иной, как Карл Смелый, и знак ордена Золотого руна у него на шее это подтверждает. Кое-кто утверждает, что это Великий бастард Антуан, но у мужчины, изображенного на этом портрете, слишком большое сходство с портретом Карла в юности, сделанным тем же художником.
Мужчины бурно зааплодировали, и маркиза с улыбкой раскланялась, словно находилась на сцене. План-Крепен бесстрастно взирала на них. Альдо забрал портрет.
– Довольно уверток, Мари-Анжелин! Они вам совершенно не к лицу, ведь вы прямой и искренний человек, мы все это прерасно знаем! Чтобы нарисовать этот портрет, нужно было встретить модель живьем!
– А почему не в воображении?
Мари-Анжелин скрестила на груди руки и смотрела перед собой глазами, полными слез. Она походила сейчас на затравленного зверька. Альдо сразу проникся к ней сочувствием и поспешил на помощь.
– Не стоит отчаиваться, Мари-Анжелин! Если вы сомневаетесь в нашей любви, вы не правы!