Изабель заметила еще одну странную вещь: ее друг Сент-Эньян сменил квартиру. До этого комнаты его располагались рядом с покоями короля, из-за чего ему многие завидовали. Теперь он занял две комнаты довольно далеко от дворца. На первый взгляд, все вышло само собой, и подвигла его на это неблагоприятная погода. Из-за сильного ливня потолки в его комнатах протекли, и в ожидании ремонта он поселился на первом этаже флигеля, где прямо над ним… жили фрейлины Мадам. Изабель также заметила внезапно проснувшуюся у Его Величества страсть к прогулкам наедине с Сент-Эньяном в дни, когда Лавальер не дежурила у герцогини Орлеанской. И решила понаблюдать за тем, что в эти дни происходит в парке.
Но разумеется, не сама. Для этого она была слишком заметной персоной и не могла рисковать. Изабель поручила Бастию проследить за тем, что происходит. В Фонтенбло она взяла с собой только Агату и Бастия, чьи бесчисленные достоинства высоко ценила. В день, когда король вместе со всеми придворными отправился на берег Сены завтракать на свежем воздухе, Бастий должен был навестить квартиру графа. Когда Изабель вернулась после завтрака, Бастий уже ждал ее.
— Ну что? — осведомилась госпожа. — Тебе удалось войти к нему?
— Конечно.
— И никто тебя не заметил?
Принимая во внимания рост и фигуру могучего Бастия, не заметить его было трудно, но тот уверил Изабель с редкой для него улыбкой:
— Я проскользнул за дверь в один миг, замок мне не сопротивлялся.
— И что же там увидел?
— У господина де Сент-Эньяна очень милая гостиная, в углу стоит мольберт с начатым портретом, прелестная спальня и веревочная лестница.
— Веревочная лестница?
— Более удобная для спуска, чем для подъема, предназначенная для маленьких ножек. Ее удобно подвешивать к потолку, к люку, который почти незаметен.
— И что же находится наверху? — уточнила Изабель, уже догадавшаяся, что же там происходит.
— Наверху спальня мадемуазель де Лавальер. Там в паркете сделан люк, причем так искусно, что, даже убрав ковер, его не разглядишь.
— А что еще есть в ее спальне?
— Кровать и туалетный столик. Ничего, что могло бы привлечь внимание старшей фрейлины, у которой есть ключи от всех комнат придворных девушек Мадам, если она вдруг задумает провести инспекцию. У господина де Сент-Эньяна все, конечно, иначе — цветы, шелковые простыни, набросок портрета… Очень, очень похож! Но кто осмелится войти к господину графу?
— Только ты! Но это же чистое безумие! — прошептала Изабель. — Наш мирок, такой тесный, замкнутый, он может взлететь на воздух в один миг! Но ты ничего не видел. А раз не видел, то и мне не говорил ни слова. Что ж, придется мне попробовать и навести порядок в этой путанице, пока не разразилась катастрофа. Спасибо, Бастий! Ты мне очень, очень помог! Что бы я без тебя делала?
— Могу я себе позволить дать совет госпоже герцогине? И пусть она простит меня, если совет ей покажется дерзким.
— Ты знаешь, что ты для меня больше, чем слуга. Говори, я тебя слушаю.
Бастий помолчал немного, потом выпалил:
— Госпоже герцогине хорошо бы выйти замуж. Двор опасное место для одинокой женщины, если только она не в потаенном возрасте!
— Ты хочешь сказать, что, хотя я еще не состарилась, мне все-таки не двадцать лет, а время бежит быстро? — ответила она и машинально взглянула на себя в зеркало.
Бастий снова улыбнулся.
— Нет, я хочу сказать совсем не это. Госпожа герцогиня по-прежнему ослепительна, и я знаю, что она желает хранить верность господину принцу, но будет жаль, если свою жизнь она потратит на придворные интриги! Кто угодно, но только не Монморанси и не вдова Гаспара де Шатильона! Вам нужен блестящий брак, вы можете выйти замуж за кого захотите!
Изабель опустила глаза, огорченная, что в пожеланиях верного слуги — благожелательных пожеланиях! — слышится эхо слов, какие бросил ей в лицо Франсуа в день своей свадьбы. И, конечно, он прав: время бежит быстро. И безвозвратно!
— Я огорчил вас? — встревожился Бастий.
— Нет, не огорчил, успокойся. Ты прав. Я тоже это понимаю. И могу тебе признаться, что после смерти моего дорогого мужа я лелеяла мечту стать принцессой де Конде, потому что убеждена, что и принц этого хотел бы. Но его жена, хоть и болеет беспрестанно, продолжает оставаться его женой. И мне вообще нужно перестать об этом думать, потому что питать надежду на чью-то смерть недостойно христианки. Господу Богу это может не понравиться. Но в таком случае за кого?
— Наверное, нужно подождать немного. Поклонников у вас не счесть.
— Среди них я не вижу ни королей, ни принцев, а ты сам сказал, что мое замужество должно быть блестящим.
— Я сказал это потому, что думаю: госпожа герцогиня достойна носить корону.
— Да услышит тебя Господь! Мне тоже кажется, что корона мне пойдет, — рассмеялась Изабель.
Но пока ей нужно было разрядить напряженную атмосферу в Фонтенбло, где дышать с каждым днем становилось все труднее. С этой целью Изабель и отправилась к Мадам, которая была в последнее время мрачнее тучи.
— Мне, кажется, я придумала, — начала Изабель, — как разлучить короля с этой жалкой девицей Лавальер. Мадам вовсе не обязательно удалять ее из своей свиты. Мы знаем, что, когда господин Фуке предложил ей деньги, она отправилась жаловаться прямо к королю. Если Мадам отошлет ее в родную Турень, она подаст королю жалобу.
— С нее станется! Так какой же выход?
— Близится зима, погода с каждым днем все хуже, Мадам неважно себя чувствует, она может пожелать вернуться к себе домой. Ее фрейлины уедут вместе с ней, и я не думаю, что король поселится у вас в Тюильри.
Морщинки недовольства на лбу нахмуренной Генриетты понемногу разгладились.
— Ну что ж, остается уговорить Месье.
— Больше всего на свете Месье любит жить у себя дома среди своих коллекций и друзей.
Два дня спустя чета герцогов Орлеанских отбыла в Париж. Двор не замедлил последовать за ними.
Посоветовав Мадам вернуться в Париж, Изабель лила воду и на свою мельницу. В Фонтенбло было мало места, все теснились, натыкаясь друг на друга, и теперь Изабель вновь наслаждалась удобствами своего уютного и просторного особняка на улице Сент-Оноре, неподалеку от королевского дворца. Она вернула — а не продала! — своей сестре, маркизе де Валансэ, особняк, который купила у нее несколько лет тому назад, и приобрела для себя другой, более удобный.
Сестра ее жила мирной семейной жизнью и растила уже пятерых детей. Одна из девочек была крестницей Изабель. Состояние родителей по-прежнему было весьма значительным, но постоянные улучшения замка успели поглотить немалую его часть. Изабель, предвидя всяческие хлопоты по части устройства племянников и племянниц, сочла, что семье нужно иметь в Париже надежное и достойное пристанище, и не только благородно вернула сестре особняк, но и содержала двух слуг, мужа и жену, которые следили за тем, чтобы дом всегда был готов принять своих хозяев.