– Конечно верим! Вы самая красивая, самая замечательная елка на свете! Правда-правда!
– Ну вот! – радостно заметила женщина. – Все бы так… У вас есть желание? Есть-есть, по глазам вижу. Сейчас… – Внезапно она оторвала ярко-красную шелковую ленточку от своего сверкающего пальто и сунула в руки Галине. – Возьми и носи у сердца, – таинственно произнесла «елка», – пока твое самое сокровенное желание не сбудется. Вот так…
– Может, еще сообщите, когда именно? Ну, там… день, час или, может быть, хотя бы год? – насмешливо подал голос Валентин.
Ему уже порядком надоела пустая болтовня с этой сумасшедшей. И чего только Галя с ней разговорилась?
– Конечно сообщу, – категоричным тоном сказала «елка» и закатила глаза к небу, что-то шепча про себя. – Завтра… нет, послезавтра… Да! Оно исполнится послезавтра. М-м-м, прямо с утра. Дай денежку, – без всякого перехода попросила ненормальная, вытянув вперед руку ладонью кверху. – Дай, я куплю себе новые ленты. Мне еще мно-ого желаний надо исполнить. Дай денежку!
Снегирева сунула руку в карман и, нащупав там шелестящую купюру, безропотно отдала ее «елке». Получив полтинник, тетка немедленно ретировалась за угол здания, бормоча какие-то слова, которые уже невозможно было разобрать.
– Галь, ты что, с дуба рухнула? Мало того что мы потеряли время с этой безумной, так ты еще и деньгами швыряешься? – набросился на Снегиреву Валентин. – О чем ты вообще думаешь? Ты что, не видишь, с кем дело имеешь, блин?
– Да ладно, – вяло отмахнулась Галина, – спешить-то нам уже некуда, мы сделали все, что наметили. И потом, ты знаешь, мне как-то хорошо стало… Нет, правда, такое спокойствие нашло, какая-то… просветленность, что ли.
– Галь! Да ведь очевидно, что она обычная попрошайка, да еще с дырявой крышей… Впрочем, не исключено, что просто косит под блаженную. Ей бабок надо было срубить по-быстрому, не зря же она ловит тех, кто от Евдокимова выходит! К нему-то с просьбами идут, с сокровенными, поняла? Дура дурой, а соображает получше цыганок, где клиентов найти, – продолжал кипятиться Валентин.
– Не трогай ее, Валик, – неожиданно вступилась за «елку» Галина. – Кому от нее хуже? И что значит какой-то полтинник, когда Игорь… Тут, знаешь, за самое невероятное схватишься, как за соломинку.
– Только не говори, что ты ей поверила, Галь! – взмолился Валентин. – А то я подумаю, будто и у тебя крыша поехала! Может, это заразно, а?
– Да не поверила, конечно, – тяжело вздохнула Снегирева. – Но ведь так хочется поверить, хоть на секундочку…
Они подходили к метро. Галине очень не хотелось разлучаться с Валентином, со своим, как выяснилось, надежным и единственным другом. Она боялась остаться наедине с собой, со своими невеселыми мыслями, которые вертелись в голове, как карусель.
– Ты куда сейчас? – спросил Валентин.
Поднявшийся ветер гнал по тротуару пустые пластиковые бутылки, обрывки газет, окурки и разный мелкий мусор. На душе у Снегиревой было смутно и тревожно, просветленность, навеянная «елкой», исчезла, уступив место гнетущему беспокойству.
– Надо заехать в больницу, – тоскливо сказала она. – Поехали со мной, а? Знаешь, мне страшно… Страшно переступать порог его палаты, не зная, что могло произойти, пока меня не было рядом…
– Нет, Галь, извини, но поезжай одна. Да ты сама подумай: приятно ему будет меня видеть? Стопудово нет! – Валентин заботливо поднял капюшон Галиной куртки и натянул ей на голову. – Вы уж там сами, без меня… Ладно? Созвонимся вечером, ты держи меня в курсе. Хорошо?
Галина хотела сказать Валентину, какой он хороший и как она благодарна ему за все, но он, помахав рукой на прощание, торопливо сбежал вниз по ступенькам перехода.
«Зайду домой, надо поесть и с мамой повидаться, – наметила Галина план действий. – А потом поеду к Игорю. Нет, сначала позвоню Льву Николаевичу, узнаю, как дела… Или нет, поеду сразу, он наверняка у Игоря сидит».
Валентин ехал в многолюдном вагоне метро и размышлял. Он не понимал сам себя. Помогает своему сопернику, бегает по каким-то незнакомым людям, что-то выдумывает… Но ведь он делает это не ради Игоря, а ради Гали. А как он относится к Гале на самом деле? Кто он ей? Только лишь друг или нечто большее? И вообще, может ли быть дружба между ним и Галиной – вот такая, без тайной корысти, без скрытых желаний и неосознанных надежд? Да, Галя ему нравится. Нравится. Но как кто? Как добрый, отзывчивый, умный человек или как привлекательная девушка?
Валентин не находил ответа почти ни на один вопрос. Три месяца назад он предложил ей своеобразный выход из той ситуации, в которую она попала. Вернее, думала, что попала. Но так или иначе, а он предложил ей пожениться и усыновить ее ребенка. Или удочерить, не имеет значения. Тогда он не мог поступить по-другому. А сейчас? Что вообще заставило его снова помогать Галине, когда, казалось бы, отношения между ними закончилось навсегда?
Все это время, что они были в ссоре, Валик переживал обиду. Обиду от того, что Галя его обманывала, продолжая встречаться с Игорем, хотя уверяла его в обратном. А может, это вовсе не обида была, а ревность? Обычная ревность, умело маскирующаяся под различные человеческие чувства. И спрятана она так глубоко в душе, что фиг докопаешься. А если он, Валентин, ревнует Галину, то, значит, он просто неравнодушен к ней? И сейчас он пытается спасти Игоря, своего счастливого соперника, не из большого человеколюбия к нему, а чтобы быть рядом с Галей?
Валентин совсем запутался. Да, сейчас Игоря трудно назвать счастливым… А с другой стороны, ведь это его любит Галя Снегирева, а не Валентина. И к нему она пришла не потому, что соскучилась, а только ради Игоря своего ненаглядного.
Валентин заерзал на кожаном сиденье вагона. Бред какой-то лезет в голову. Ну, спрашивается, на фига ему приспичило копаться в причинах своих поступков? Разве плохо ему было сегодня, когда они с Галей провернули две такие, казалось бы, безнадежные авантюры? Нет, ему было хорошо. И ведь что совсем непостижимо, никто не сказал им категорическое «нет». А дядя Гриша вполне мог вежливо их отослать, не говоря уже о Евдокимове. Для него, племянника, Григорий Арсеньевич, безусловно, сделал бы все возможное. Это и к бабке не ходи. А Галя и ее возлюбленный ему вообще параллельны, но тем не менее он пообещал помочь… И этот предвыборный кандидат тоже.
Валентин протиснулся к выходу. Поезд подъезжал к его станции.
«Пусть все остается как есть, – принял решение Валик. – Ведь я не сержусь на Галку, ни капельки уже не сержусь. А помочь ей мне жутко хочется. Значит, так и будет. И нечего огород городить».
Галя приоткрыла дверь восьмой палаты. Гулко билось сердце. Что там, за этой дверью? Всю дорогу в больницу она гнала от себя страшные навязчивые мысли… Но они все возвращались и возвращались, словно бумеранг, и избавиться от них не было никакой возможности.
Игоря в палате не было. Там вообще никого не было, только на тумбочке сиротливо торчали из стеклянной банки увядшие стебельки цветов. Галина почувствовала, как чья-то ледяная рука медленно сжимает ее горло и в сердце заползает липкий, безудержный страх. В эту минуту она в самом деле почувствовала, как волосы зашевелились на голове от этого неумолимого страха.