Ветхий старик, сидевший в своем кабинете, тоже наблюдал за Дороти, но он ничего не говорил, по крайней мере, словами. Он лишь тихонько, мягко повторял про себя, как припев:
– «Я помню светлую сирень,
А в ней гнездо щегла,
И тот чудесный майский день,
Когда она цвела,
И братика невдалеке,
И саженцы в его руке…
Летят мгновенья, жизнь пройдет,
А деревце себе растет».
– Боже мой, – пробормотал он, поворачиваясь в кресле так, чтобы не упустить из виду маленькую фигурку в саду. – Как ясно вспоминаются дни молодости, дни раннего детства в старости, в глубокой старости.
Бардвел из фермы Хоум был высокий, крепкий человек лет пятидесяти, в его говоре звучало произношение северных англичан. Он не отличался болтливостью и не мог похвастаться большим количеством друзей. Будучи превосходным фермером, он твердо решил добиться того, чтобы ферма приносила доход. Ни одного кусочка своих владений он не хотел оставить без обработки. Задача эта была нелегкой, потому что поля Хоума пребывали в весьма скверном состоянии, рабочие руки стоили очень дорого, а погода то и дело менялась.
Всю свою жизнь Бардвел не жалел ни себя, ни своих сил, вставал рано, ложился спать поздно и, когда не работал в поле, всегда стремился обновлять свои знания, читая последние журналы о земледелии. Малознакомым людям казалось, что все его мысли заняты только выкормкой скота, рубкой леса, улучшением пастбищ и вообще сельским хозяйством.
Вечером того дня, когда мисс Сезиджер положила письмо под плоский камень на опушке соснового леса, человек с обветренным красноватым лицом, с живыми, темными глазами, с коротко подстриженными волосами и гладко выбритым подбородком вошел в ту комнату, в которой сидел Бардвел.
– Ну что? – спросил Бардвел, подняв голову.
Роджер Сезиджер сел на ближайший стул. Он уже успел прочитать письмо сестры и положить его в карман.
– Она ответила? – поинтересовался Бардвел.
– Да, она была сегодня и оставила письмо. Оно тут, у меня.
– В нем есть что-нибудь?
– Очень мало. Она не привела с собой Дороти.
– Не понимаю, как вы могли ждать этого.
– Я хочу видеть малышку, – Сезиджер чуть повысил голос.
– Успокойтесь. Я согласился на ваши планы и всеми силами стараюсь помочь вам. Хотя у меня точно такие же права на эту крошечную мисс, как и у старого сэра Роджера Сезиджера. Разве не так?
– Конечно, такие же, – подтвердил молодой Сезиджер. – Но, видите ли, я хочу, чтобы моя маленькая прелестная Дороти унаследовала Сторм. Я хочу, чтобы она стала богатой наследницей и чтобы ее воспитывали родственники ее отца.
Лицо Бардвела вспыхнуло. Было ясно, что он рассердился.
– Вы презираете нашу семью! Вы женились на моей дочери, и она была вам преданной, доброй женой. А вы презираете ее родных!
– Сохрани меня Бог, мой дорогой сэр! Кто я такой, чтобы презирать кого бы то ни было? Вы знаете, зачем сюда приехали. Вы арендовали ферму, чтобы быть поближе к внучке.
– Именно так, – кивнул Бардвел.
– Да, да, вы благородно, великодушно помогли мне. Теперь мы вдвоем наблюдаем за маленькой Дороти, и мне нужно, во что бы то ни стало нужно увидеть ее.
– Видеть ее – безумие, по крайней мере сейчас. Она с первого взгляда узнает вас.
– Моя бедняжка, моя прелесть! Вы не знаете, до чего мои руки тоскуют о ней.
– Не сомневаюсь, – заметил Бардвел. – Подвиньте-ка мне сидр [12] .
Сезиджер исполнил его просьбу. Бардвел отпил несколько больших глотков.
– Теперь мне лучше, – сказал он, отирая рот. – Мы фермеры, мы из рода в род были фермерами. Мы дети земли и гордимся этим. Право, не знаю, почему я потакаю всем вашим просьбам. Одного я никак не могу понять: зачем вы заставили старого скрягу Роджера Сезиджера поверить в то, что вы умерли, если вы живы-живехоньки и здоровы.
– Он не захотел бы иметь со мной никакого дела, вы это отлично знаете, – был ответ.
– Он принял бы вас, если бы вы вернулись к нему и раскаялись. Особенно, если бы вы бросили вот это, – он выразительно постучал пальцем по бутылке виски, стоявшей на столе. – Если бы вы научились бережно относиться к деньгам, если бы… Одним словом, вы перестали пить и играть.
– У меня сейчас тяжелое время, Бардвел. Не прогоняйте меня от себя. Глядя на вас, я вспоминаю мою дорогую жену.
– Вы свели в могилу мою дорогую красавицу, мое единственное сокровище! Право, мне не за что вас любить, сам не понимаю, почему я разрешил вам находиться в этом доме.
– Я уеду, не сомневайтесь. Уеду на другой край земли, когда будущее моей Дороти будет обеспечено, – пообещал Сезиджер. – Я не хочу, чтобы она лишилась возможности стать богатой. Но я должен повидать ее.
– Вот что я скажу вам, – снова заговорил Бардвел. – В Сторме меня никто не знает. Завтра же я отправляюсь туда и попрошу о встрече с лордом. Кстати, и повод есть: здесь, в Хоуме, давно пора пере крыть крышу. Конечно, старый Сезиджер отошлет меня к своему управляющему, Хэзелтону. Но прежде я, может быть, успею встретиться с хозяином усадьбы и, возможно, с этим нашим прелестным цветочком. А потом вернусь и расскажу вам, как она выглядит.
– О, Бардвел! – Сезиджер обрадовался и разволновался так, будто ему самому завтра предстояло свидание с дочерью. – Если бы вам удалось немножко поговорить с ней! Она такая хитрая малышка, у нее есть дар привлекать к себе сердца. Я думаю, она уже очаровала всех в Сторме и вьет из них веревки своими маленькими ручками. Если бы вы только узнали, как она себя чувствует, как выглядит, помнит ли обо мне, думает ли о своей дорогой маме!
– Я все это узнаю. Завтра же поеду туда верхом. Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.
– Только смотрите не проговоритесь, что у вас кто-то живет. Главное, не вздумайте заговорить с моей сестрой Доротеей, потому что она будет не в состоянии скрыть своего волнения, если только узнает ваше имя. У нее все чувства написаны на лице. Бедная Доротея совсем не умеет управлять собой.
– Бог с вами! Ведь я поеду в Сторм не для того, чтобы навредить вашим планам. Я хочу помочь. Не бойтесь, от меня вам не будет никакого вреда.
– Но я хочу увидеть дочь своими глазами, – сказал Сезиджер.
– Прекрасно, но как только вы с ней встретитесь, в ту же минуту они отошлют от себя Дороти. Вы думаете, меня это пугает? Нет. Я как раз хочу, чтобы девочка попала ко мне. Она не пострадает, а просто переедет к другому своему деду. Вот и все горе, которое может грозить ей.
– Нет-нет, – торопливо перебил Роджер, – она должна получить Сторм. А после, но, пожалуйста, только после этого, мой дорогой сэр, она примет вас в глубину своего сердца. Она такой сердечный ребенок, и у нее нет никакой гордости.