Тринадцатый день января 1497 года не был исключением.
В полдень небольшая толпа зевак собралась перед воротами монастыря Санта Мария. Многие из них, чтобы не пропустить сигнал, закрыли свои лавки на площади Версаро за собором, где они торговали шелковыми и шерстяными тканями или благовониями. Их нетерпение было очевидно. Весть, которая их сюда привела, звучала предельно ясно: еще до захода солнца раба Божья Вероника де Бинаско препоручит свою душу Творцу. Это предсказание она сделала с той же уверенностью, с которой предрекала многочисленные несчастья и прежде. Ее принимали при дворе многие принцы и несколько Пап. Уже при жизни ее считали святой. Два месяца назад она совершила свой последний подвиг, после чего была изгнана из замка иль Моро. Злые языки говорили, что она попросила позволения встретиться с донной Беатриче, чтобы возвестить ее роковую судьбу. Вне себя от ярости, принцесса приказала заточить ее в монастырь, чтобы та больше никогда не попадалась ей на глаза.
Марко ди Оджоне, любимый ученик маэстро Леонардо, знал ее очень хорошо. Он часто видел своего учителя беседующим с провидицей. Леонардо нравилось обсуждать с ней ее необычные видения Девы Марии. Часто она удивляла художника описанием ангельских черт, скромных манер и скорбной осанки Богородицы. Позже Леонардо старался передать все это в своих картинах. К несчастью, если только сестра Вероника не ошибалась, этим доверительным беседам наступил конец. Марко потащил Леонардо к смертному ложу монахини, даже не дав ему позавтракать, поскольку понимал, что времени осталось совсем мало.
— Как хорошо, что вы решили пойти к ней. Сестра Вероника будет рада увидеть вас в последний раз, — шептал ученик учителю.
На Леонардо запахи благовоний и масел произвели глубокое впечатление. Переступив порог крошечной кельи, он с благоговением посмотрел на мраморно-белое лицо святой, которая едва находила силы открыть глаза.
— Не думаю, что я могу хоть чем-то ей помочь, — произнес он.
— Я знаю, учитель. Она сама настояла на том, чтобы увидеться с вами.
— Сама?
Леонардо наклонился к губам умирающей. Они долго дрожали, как будто святая намеревалась произнести едва слышную литанию. Приходской священник Санта Мария уже соборовал сестру Веронику и теперь читал у ее ложа молитвы. Он подвинулся, чтобы посетитель мог подойти поближе.
— Вы продолжаете изображать на ваших картинах близнецов?
Леонардо удивился. Монахиня узнала его, даже не открывая глаз.
— Я пишу то, что знаю, сестра.
— Ах, Леонардо! — с трудом проговорила умирающая. — Не думайте, что я не поняла, кто вы такой на самом деле. Мне это отлично известно. Хотя нам уже не стоит спорить.
Сестра Вероника говорила очень медленно, с какой-то неуловимой интонацией, которую тосканцу было трудно осмыслить.
— Я видела вашу работу в церкви Святого Франциска. Вашу «Богородицу».
— Вам понравилось?
— Сама Мадонна — да. Вы очень талантливый художник. Но близнецы — нет... Скажите, вы их исправили?
— Конечно, сестра. Я сделал все, о чем меня просили братья францисканцы.
— У вас репутация упрямца, Леонардо. Сегодня мне сообщили, что вы опять взялись за близнецов. На этот раз в трапезной доминиканцев. Это правда?
Леонардо выпрямился в изумлении.
— Вы видели «Cenacolo», сестра?
— Нет. Но о вашей работе много говорят. Вам должно быть это известно.
— Как я уже сказал, сестра Вероника, я пишу только то, в чем уверен.
— В таком случае, почему вы с таким упорством продолжаете изображать близнецов на картинах, заказанных Церковью?
— Потому что они были в лоне Церкви. Андрей и Симон были братьями. Об этом можно прочитать у святого Августина и других великих богословов. Апостола Иакова действительно часто путали с Христом, настолько они были похожи. Я это не выдумал. Так написано.
Монахиня уже не шептала.
— Ах, Леонардо! — воскликнула она. — Не повторяйте ту же ошибку, что и во францисканском монастыре. Задача живописца не в том, чтобы запутывать добрых христиан, а в том, чтобы ясно изображать доверенные ему персонажи.
— Ошибку? — Леонардо невольно повысил голос. Марко, священник и две монахини, ухаживавшие за умирающей, обернулись к нему. — Какую ошибку?
— Бросьте, маэстро! — продолжала ворчать умирающая. — Разве не вас обвиняли в том, что у вас Иисус и Иоанн на одно лицо? Или это не вы изобразили их похожими как две капли воды? Быть может, у них не одинаковые вьющиеся волосы, не одинаковые очертания и даже выражения лиц? Не вносит ли ваша картина преднамеренной путаницы в то, где Иоанн, а где Христос?
— В этот раз подобного не произойдет, сестра. Только не в «Cenacolo».
— Но мне говорят, что вы уже изобразили Иакова и Иисуса с одинаковыми лицами.
Возмущение сестры Вероники могли слышать все присутствующие. Марко, который не оставлял надежды доказать учителю, что он способен расшифровать скрытые в его работе секреты, весь обратился в слух.
— Никто не сможет их перепутать, — ответил Леонардо. — Иисус — это ось моей картины. Он представляет собой огромную букву «А» в центре фрески. Это гигантская альфа. Он основа всей композиции.
Ди Оджоне в задумчивости погладил подбородок. Как же он раньше этого не заметил? Он восстановил в памяти «Тайную вечерю». Иисус действительно напоминал огромную заглавную букву А.
— Букву А? — сестра Вероника уже почти кричала, удивив присутствующих. — И что же, в этот раз можно будет понять, что именно вы изобразили на своей картине, Леонардо?
— Ничего такого, о чем добрые христиане не могли бы прочитать.
— Они в своем большинстве не умеют читать, маэстро.
— Поэтому я пишу для них картины.
— И это дает вам право включать себя в число апостолов?
— Я воплотился в самом смиренном из учеников Христа. Это Иуда Фаддей, почти в самом конце стола, как омега, которая шлейфом тянется за альфой.
— Омега? Вы?.. Осторожнее, мастер. Вы очень хвастливы, и гордыня может погубить вашу душу.
— Это пророчество? — иронично поинтересовался Леонардо.
— Не насмехайтесь над старухой, а лучше прислушайтесь к предсказанию, которое я намерена сделать. Господь открыл мне то, что должно произойти. Знайте же, Леонардо, что не мне одной предстоит сегодня вверить свою душу Всевышнему. Некоторые из тех, кого вы называете добрыми христианами, предстанут со мной перед судом Творца. И боюсь, что не видать им Божьего милосердия.
Потрясенный Марко ди Оджоне наблюдал, как тяжело дышит сестра Вероника. Она сделала еще одно усилие:
— Что касается вас, то вам предоставляется возможность покаяться и спасти свою душу.
Я бесконечно благодарен брату Александру за помощь, которую он мне оказал в дни, последовавшие за нашей прогулкой. Кроме него, да еще юного Маттео, который иногда заглядывал в библиотеку, чтобы полюбопытствовать, как продвигается работа нелюдимого монаха из столицы, мне не с кем было и словом перекинуться. Остальных обитателей монастыря я видел только во время приемов пищи в импровизированной трапезной, неподалеку от так называемой Большой галереи, и во время молитвы в церкви. В обоих случаях следовало соблюдать молчание, что не располагало к завязыванию новых знакомств.