— Не знаю, сэр.
Я знал, что доказать ничего нельзя, если у полиции нет свидетелей. А если бы они были, их привезли бы сюда, и они уже указали бы на нас. Так что я все отрицал. Нет, мы не покидали приют. Всю ночь мы спокойно проспали. До утра мы ничего не слышали о смерти Патрика Келли. И мы не знаем, что он или кто-то другой мог делать ночью на мосту.
Конечно, все понимали, что я вру. Видимо, кто-то что-то рассказал. Или братья Келли, или их друзья.
Мистер Андерсон оперся на столешницу костяшками пальцев, и они побелели — как в день нашего прихода в Дин, почти год назад. Глядя на полицейских, он произнес:
— Возможно, мальчик упал не сам. Его могли толкнуть. Будет проведено расследование. Тому, кто толкнул мальчика, будет предъявлено обвинение в убийстве. Как минимум — в непредумышленном убийстве. Это очень, очень серьезно! Если выяснится, что кто-то из воспитанников Дина виновен, это будет ужасное пятно на репутации приюта. Вам понятно?
— Да, сэр.
Ни Питер, ни Кэтрин не раскрыли рта за все время разговора. Мистер Андерсон вперил в них взгляд:
— А вам есть что добавить?
— Нет, сэр.
Полиция уехала только через полчаса после того, как нас выпроводили из кабинета. Голос мистера Андерсона было отлично слышно в коридоре:
— Проклятые католики! Хочу, чтобы их здесь не было.
И наконец предсказание Кэтрин сбылось. На следующий же день за нами приехал священник.
Фин внимательно наблюдал за стариком. Серебристая щетина на его лице и шее ярко выделялась в солнечном свете. Глаза, напротив, казались матовыми — их туманили воспоминания, которыми Тормод не мог или не хотел поделиться. Он долго сидел молча, и его слезы высохли, оставив соленые дорожки на щеках. Подтянув колени к груди и обхватив их руками, он глядел на море. Казалось, он видит что-то, недоступное Фину. Фотографию он давно уронил на коврик. Фин поднял ее и убрал в сумку. Потом взял Тормода за локоть и осторожно потянул.
— Давайте пройдемся вдоль воды, мистер Макдональд.
Его голос пробудил старика от задумчивости. Тот в удивлении поднял глаза, словно увидел Фина в первый раз.
— Он этого не делал, — произнес Тормод, отказываясь встать.
— Кто не делал чего, мистер Макдональд?
Но тот лишь покачал головой:
— Может, он и был не в себе, но гэльский выучил гораздо быстрее меня.
Фин нахмурился, удивленный таким поворотом мысли. На островах все знали гэльский с младенчества. Во времена Тормода английский начинали учить только в школе.
— Вы хотите сказать, он выучил английский быстрее вас?
Хорошо бы еще узнать, кто этот он.
Тормод яростно затряс головой:
— Нет, гэльский! Как будто это был его родной язык.
— Чарли?
На этот раз он усмехнулся:
— Да нет же. Чарли говорил бы по-итальянски.
Старик протянул Фину руку, чтобы тот помог ему встать, и поднялся навстречу ветру.
— Давай намочим ноги! Мы всегда так делали на Пляже Чарли, — потом указал на туфли Фина:
— Снимай ботинки, парень.
Тормод наклонился, начал закатывать брюки. Фин сбросил туфли, стянул носки и закатал штанины до колен. Двое мужчин рука об руку пошли по мягкому глубокому песку туда, где отступающая вода сделала его плотным и мокрым. Ветер запутывал плащ Тормода вокруг его ног, раздувал куртку Фина, нес мелкую водяную пыль. Пролетев три тысячи миль над Атлантикой, он набрал немалую силу.
Первая волна разбилась вокруг их ног, захлестнув песок. Вода была удивительно холодной. Старый Тормод радостно засмеялся, отходя с пути волны. С него сдуло шляпу, но Фин увидел, как порыв ветра поднимает ее с головы старика, и каким-то чудом успел ее поймать. Тормод снова засмеялся, как ребенок, которому показали новую игру. Он хотел снова надеть шляпу, но Фин сложил ее и положил в карман плаща, чтобы она не потерялась. Ему тоже понравилось играть с волнами. Он снова направился туда, где бурные когда-то волны нежно омывали берег. Вода плеснула мужчинам выше щиколоток. Оба вскрикнули, потом засмеялись. Тормод казался полным сил. Приятно было видеть, что маразм хотя бы на короткое время выпустил его из цепких объятий. Он снова радовался простым удовольствиям жизни, снова был полноценным человеком.
Они шли вдоль пенной полосы прибоя ярдов четыреста-пятьсот, то заходя в воду, то снова отходя назад. На дальнем конце пляжа вода разбивалась в белую пену вокруг блестящих черных валунов. Звук ветра и прибоя заполнял их уши, не оставляя места больше ни для чего. Боль, печаль, воспоминания — все было в прошлом. Не доходя до валунов, они повернули обратно. Пройдя несколько футов, Фин вынул из кармана медальон со Святым Христофором на серебряной цепочке, который мать Маршели дала им несколько часов назад. Из-за шума моря пришлось кричать:
— Вы помните это, мистер Макдональд?
Тормод был явно удивлен. Он остановился и взял медальон. Поглядел на него, потом сжал руку в кулак. К изумлению Фина, по щекам его снова покатились слезы.
— Она мне его подарила, — голос старика был едва слышен за рокотом волн.
— Кто?
— Кейт.
Фин задумался. Возможно, эта Кейт — причина ненависти Тормода к католикам.
— Она была католичкой?
Старик взглянул на него, как на сумасшедшего:
— Конечно! Как и все мы.
Он быстро двинулся вдоль линии прибоя. Волны выплескивались на песок, брызгали ему на брюки, но он, казалось, этого не замечал. Фину потребовалось не меньше минуты, чтобы выйти из ступора и догнать старика. Он ничего не мог понять.
— Вы что, были католиком?
Тормод посмотрел на него снисходительно:
— Ходил на мессу каждое воскресенье. В большую церковь на холме.
— В Силбост?
— В церковь, которую построил рыбак. У нее внутри лодка.
— Лодка? В церкви?
— Да, под алтарем, — Тормод остановился так же внезапно, как двинулся вперед. Он стоял по щиколотку в воде и смотрел на горизонт, где едва виднелся темный силуэт танкера.
— Оттуда был виден Пляж Чарли, прямо за кладбищем. Как будто серебристую полоску провели по берегу, между пурпурным махером и бирюзовым морем, — он замолчал, взглянул на Фина. — И все мертвецы хотели, чтобы прохожие остановились. Им в ином мире тоже нужна компания.
Он снова отвернулся и прежде, чем Фин успел его остановить, швырнул медальон в набегающие волны. Святой Христофор исчез в водовороте песка и пены. Течение утащит его на глубину, и там он будет покоиться, потерянный навсегда.
— Папистские штучки нам больше не нужны, — произнес Тормод. — Путь почти окончен.