Сейчас на дороге тоже были овцы. Фермеры давно бросили безнадежную затею огораживать пастбища. Только сгнившие заборные столбы говорили о том, что когда-то здесь была ограда. Ночью глаза овец отражали фары проезжающих машин. Овцы — глупые животные; никогда не знаешь, в какой момент они выбегут на дорогу перед тобой. В безветренные дни они массово выходили на дорогу, подальше от болот. Им досаждали мелкие кусачие мошки — проклятие западной Шотландии. А уж если от них бежали овцы, значит, жалились они ужасно.
Дорога поднималась, впереди показались огни Барваса, мерцающие за завесой дождя. Они вытянулись, следуя береговой линии, и растворялись в темноте вдали. Фин ехал под редкими фонарями на север, пока не увидел на мысу впереди огни Несса, затем повернул на Кробост. Океана не было видно в темноте, но Фин слышал его злобное шипение под скалами, когда припарковался у бунгало Маршели и вышел из машины.
Хозяйка, видимо, уже уехала в Глазго — ее машины нигде не было видно. Но в кухонном окне горел свет, и Фин бросился к двери под проливным дождем. В кухне никого не было, и он прошел в гостиную, где по телевизору шли вечерние новости. Там тоже никого не было. Фин прошел в холл и крикнул в сторону комнаты Фионлаха:
— Есть кто дома?
Из-под двери виднелся свет, и Фин двинулся вверх по лестнице. Он успел подняться наполовину, когда дверь спальни открылась, и на верхнюю площадку лестницы вышел Фионлах.
— Фин! — воскликнул он и быстро закрыл за собой дверь. Юноша казался растерянным и неуверенным; он двинулся вниз по лестнице, протиснувшись мимо Фина. Тот повернулся и пошел за ним в гостиную.
— Я думал, ты в Харрисе.
При ярком свете стало видно, что Фионлах покраснел и чувствует себя неловко.
— Я уже вернулся.
— Я вижу.
— Твоя мама сказала, что я могу использовать вашу ванную, пока не починю водопровод в старом доме.
— Конечно, пожалуйста.
Юноше явно было неудобно. Он прошел на кухню, и Фин успел заметить, как тот открыл холодильник.
— Пива? — Фионлах повернулся к нему с бутылкой в руке.
— Спасибо.
Фин взял пиво, снял крышку и сел к столу. Юноша подумал и тоже взял бутылку. Он прислонился к холодильнику и запустил крышкой в сторону раковины, потом сделал долгий глоток.
— Что ты смог узнать про дедушку?
— Ничего, — ответил Фин. — Кроме того, что он не Тормод Макдональд.
Фионлах уставился на бывшего полицейского с выражением полного непонимания.
— В каком это смысле?
— Тормод Макдональд умер в возрасте восемнадцати лет, когда катался на лодке. Я видел его свидетельство о смерти и могилу.
— Наверное, это другой Тормод Макдональд.
Фин покачал головой:
— Это тот самый Тормод, которым назвался твой дед.
Фионлах сделал несколько глотков пива, переваривая информацию.
— Если он не Тормод Макдональд, то кто же он?
— Хороший вопрос. Правда, он сам на него не ответит.
Юноша долго молчал, уставившись на свою полупустую бутылку.
— Думаешь, это он убил парня, которого нашли в болоте?
— Понятия не имею. Но они родственники, это точно. Стоит установить личность одного из них, как станет понятно, кто второй. А может, и получится выяснить, что произошло.
— Ты говоришь, как полицейский.
Фин улыбнулся.
— Я был полицейским большую часть жизни. Образ мыслей не поменяешь за одну ночь только потому, что бросил работу.
— А почему ты ее бросил?
Мужчина вздохнул.
— Люди живут, не зная, что таится под камнями, по которым они ходят. Полицейские проводят жизнь, поднимая эти камни и разбираясь с тем, что найдут, — он допил свое пиво. — Мне надоело жить в темноте. Когда все время имеешь дело с темными сторонами человеческой натуры, начинаешь видеть тьму в своей душе. А это страшно.
Фионлах кинул свою бутылку в ящик у двери. Там уже лежало довольно много пивных бутылок. Стекло стукнулось о стекло, и в кухне снова наступила тишина. Юноша все еще чувствовал себя неловко.
— Надеюсь, я ничему не помешал, — сказал Фин.
Фионлах быстро взглянул на него, потом отвел глаза.
— Конечно, нет, — он помолчал. — Мама сегодня днем ездила к дедушке.
— Было что-то хорошее?
Юноша потряс головой:
— Нет. Он сидел во дворе под дождем, но думал почему-то, что он на корабле. Потом он что-то бормотал о том, как собирает водоросли и удобряет ворон.
Фин нахмурился.
— Ворон?
— Ага. Он использовал гэльское слово фьянекен, это значит «вороны».
— Бессмыслица какая-то.
— Ну да.
Фин помолчал.
— Фионлах…
Тот поднял глаза в ожидании.
— Будет лучше, если твоей маме о дедушке расскажу я.
Юноша кивнул. Он был только рад, что его избавили от такой ответственности.
Ветер дергал внешнюю часть палатки Фина в разные стороны, пытался выдернуть колышки. Внутренняя часть палатки рывками надувалась и сдувалась, как плохо работающее легкое. Шум дождя, льющегося на тонкий пластик, оглушал. Флюоресцентная лампа, работающая от батареек, заполняла палатку странным синеватым светом. Фин сидел, завернувшись в спальный мешок, и читал незаконно переданный ему Ганном отчет о вскрытии тела из болота.
Описание татуировки с Элвисом и надписи «Отель разбитых сердец» заворожило его. Впрочем, датировать смерть концом пятидесятых годов помогла пластина в голове трупа. Это был молодой человек, который в результате какого-то инцидента получил травму головного мозга и с тех пор был умственно неполноценным. При этом он очень любил первую в мире рок-звезду. И этот парень был родственником отца Маршели, личность которого тоже оказалась загадкой.
Убийство было очень жестоким. Жертву связали, закололи, потом перерезали горло. Фин попытался представить отца Маршели в качестве убийцы, но не смог. Тормод, или кто он там на самом деле, всегда был спокойным. Большим и сильным, но с очень ровным темпераментом. Фин не помнил, чтобы он хоть раз повышал голос.
Бывший полицейский отложил отчет и взял другую папку, с данными о наезде на Робби. Он провел над ней почти час, когда приехал от Маршели. И конечно, впустую. Он уже и сам не помнил, сколько раз просматривал ее. Фин знал наизусть все показания, все данные о следах на дороге, описания машины и ее водителя. Даже фотографии, которые напечатал в Эдинбурге. И все же каждый раз брался за папку в надежде найти важную деталь, которую пропустил. Фин понимал, что это навязчивая идея — нелогичная, неразумная, вредная. И все же он просто не мог от нее отказаться — как завзятый курильщик от сигареты. Он не успокоится, пока водитель той машины не будет арестован. Не сможет вернуть свою жизнь в нормальное русло.