Шотландец просто задыхался от негодования и страха.
– Вы еще спрашиваете! В меня стрелял какой-то негодяй! В меня!
Выражение лица Холмса вмиг изменилось.
– Когда? – серьезно спросил он.
– Прямо сейчас. Мы как раз сворачивали с Маунт-стрит, когда в мой экипаж дважды выстрелили. Одна пуля угодила в дверную раму, другая – в плечо кучера.
Тут он начал заикаться и принялся расхаживать туда-сюда, сцепив руки в замок, чтобы унять дрожь. Я почуял исходящий от него слабый запах бренди и догадался, что он успел для храбрости хлебнуть из своей фляжки.
– Вы уверены? – настойчиво спросил Холмс, полностью сосредоточившись на том, что́ скажет наш знакомец.
– Насколько вообще может быть уверен человек, – ответил сэр Камерон. – Я протестую! Стрельба в Лондоне! В Мейфэре! [16] – Он ударил кулаком по ладони. – Такое нельзя терпеть.
Холмс попытался успокоить расходившегося шотландского пэра:
– Сэр Камерон, если вы поведаете все, что вам известно, Гатри позаботится о том, чтобы в течение часа полиция получила полный отчет о происшествии.
– Полиция? – усмехнулся сэр Камерон. – Держи карман шире! – Он сердито покосился на дворецкого, стоявшего в нескольких шагах от нас и жадно следившего за разговором: – Смотрите не разболтайте об этом своим приятелям. Я не хочу завтра прочесть о себе в «Миррор».
– Я не болтлив, сэр, – холодно промолвил дворецкий и демонстративно удалился.
– Так-то лучше, – заметил сэр Камерон. – Выстрел был какой-то странный, словно палили из охотничьего револьвера – знаете, длинноствольного, венгерского. Из таких добивают кабана и медведя.
– Вы, без сомнения, правы. Мы обязательно упомянем об этом. – Холмс говорил так, словно это не имело ни малейшего значения, хотя и он, и я знали, что длинноствольный венгерский охотничий револьвер – любимое оружие Викерса. – Однако если вы хотите пресечь слухи, не перейти ли нам сейчас к тому делу, ради которого мы сюда прибыли? – произнес он осторожно, не желая давать сэру Камерону повод для новых разглагольствований.
К счастью, шотландец позволил себя уговорить:
– Вы правы. С этими немцами тянуть нельзя. Лживые людишки. – Он пригладил рукой костюм. – А когда покончим с этим делом, я дам Гатри отчет. Полиция подождет. Преступника они все равно не поймают. Ежели я что-нибудь понимаю, он должен быть уже далеко. Он полный дурак, если там остался.
– Или, напротив, гений, – сухо заметил Холмс. – Затеряться в уличной толпе под дождем – блестящая мысль.
Сэр Камерон не обратил на эти слова внимания.
– Я велел кучеру найти констебля, а затем отправляться к врачу, чтобы тот залатал рану. Так что первое сообщение полиция получит от возницы. – Он говорил так, будто эти само собой разумеющиеся поступки были верхом великодушия с его стороны.
– Вот и славно, – заявил Холмс, обрадованный тем, что ему не придется спорить с несносным упрямцем насчет мер предосторожности.
– Где немцы? – продолжал сэр Камерон.
– В гостиной. Вы позволите мне доложить о вашем прибытии? – спросил Холмс, показывая пэру дорогу.
– Если хотите поработать дворецким, мне-то что за дело? – сказал скандалист, словно это не он только что прогнал настоящего дворецкого. – Давайте поскорее разделаемся со всем этим. Сегодня вечером я приглашен в другое место, не хотелось бы опоздать.
Холмс подавил вздох.
– Надеюсь, мы быстро уладим все вопросы, но это по большей части зависит от вас.
– Тогда трудностей не возникнет, ведь я человек разумный, – заявил сэр Камерон, порядком погрешив против истины.
Мы были уже у дверей гостиной, и Холмс сделал последнюю попытку подготовить шотландца к тому, что его ожидало:
– Им известно, что вы сняли дом.
Сэр Камерон резко остановился.
– Какое их собачье дело? – воскликнул он, вновь стервенея.
– Они не хотят, чтобы ваша жена останавливалась там, – продолжал Холмс.
– А почему она должна там останавливаться? У нее забронирован номер – в «Браунсе», насколько я знаю. Она поменяла планы? – спросил сэр Камерон. – Ей-то что до того, что я снял дом?
Холмс неимоверным усилием воли подавил раздражение.
– Если вы сняли его не для нее, тогда зачем?..
– Я не могу все время торчать в гостинице или клубе, – развязно проговорил сэр Камерон. – Там слишком людно. Человеку нужен свой угол, неужели не понимаете? Место, где он может проводить время вдали от нескромных взглядов.
Холмс злобно прошипел:
– Вы что, вздумали поселить там любовницу?
– А если и так? – мрачно проговорил шотландец. – Не будете же вы попрекать человека за то, что…
Неожиданно дверь распахнулась, и на пороге возник барон фон Шаттенберг:
– Вы не хотите представить мне сэра Камерона, мистер Холмс? Раз уж он наконец прибыл…
Холмс с изумительной быстротой вернул себе прежнюю уверенность.
– Разумеется, – сказал он, обращаясь к барону. – Имею честь представить вам сэра Камерона Макмиллана. Сэр Камерон – барон фон Шаттенберг.
Он мельком взглянул на меня, словно желая убедиться, что я на месте и готов к любым выкрутасам шотландца.
Барон поклонился и щелкнул каблуками.
– Очень рад, сэр Камерон.
– Я также, – машинально ответил тот. – Прошу прощения, я опоздал, но по дороге сюда мой экипаж обстреляли. – Он говорил спокойно, с видом героической обреченности. – Я знал, что у меня есть враги, но не предполагал, что они осмелятся напасть прямо в центре столицы.
– Обстреляли?! – поразился барон. – Вы не пострадали?
– Я цел, – ответил сэр Камерон. – Чего не могу сказать о своем несчастном кучере, которого ранили в плечо. – Он почти ухмылялся. – Возмутительный случай.
– Безусловно, – согласился барон фон Шаттенберг с готовностью, которую я счел подозрительной. – Входите же, входите. Вот чай. Я велю подать бренди или шнапс, смотря по тому, что вы предпочитаете.
Сэр Камерон улыбнулся:
– Было бы очень хорошо.
Меня передернуло при мысли о том, что́ способно сотворить бренди с сэром Камероном в его нынешнем состоянии. Я лихорадочно соображал, что бы такое сказать, дабы удержать его от рискованного шага.
– Нам столько надо сделать. Вы уверены, что…
Сэр Камерон не дал мне закончить.
– Мне необходимо пропустить бокальчик бренди, чтобы успокоить нервы, – заявил он. – После всего случившегося я не хочу принимать решение, невольно отвлекаясь на мысли о том, что меня атаковали давние враги. – Он самодовольно улыбнулся.