– Думаю, вам это очень пригодится, инспектор, – сказал я, отдавая бумаги Прайсу.
Он взял листы, во взгляде его читалось замешательство.
– Как… предусмотрительно с вашей стороны, мистер Холмс, – процедил он, и мне почудилось, будто это ему совсем не по вкусу.
– Брат внушил мне, как важно сохранить первые впечатления очевидцев, а также ничего не трогать на месте преступления. Я прислушался к его мудрому предостережению. Вот почему я велел закрыть комнату и попросил присутствующих записать свои показания. Надеюсь, я не превысил своих полномочий? – Холмс в беспокойстве закусил нижнюю губу. – Если желаете, мы можем перейти в библиотеку и предоставить эту комнату в ваше распоряжение.
Старший инспектор Прайс, подавив растущее раздражение, ответил:
– Да, пожалуй, так будет удобнее, сэр.
– Тогда идемте, господа, барон фон Шаттенберг, сэр Камерон, – позвал Холмс. – У инспектора полно работы.
Барону не очень хотелось уходить.
– Гельмут Криде был моим секретарем, он погиб при исполнении служебных обязанностей. Думаю, мне следует остаться и проследить, чтобы ваша полиция не проявила неуважения к его телу.
– У меня и в мыслях такого не было, – с показным сочувствием заявил Прайс. – Однако нам придется удостовериться, что он действительно скончался, и выяснить причину смерти. Это нужно для того, чтобы мы могли подготовить обвинение, которое предъявят, когда будет установлен и привлечен к ответственности убийца. Определить, какой яд послужил причиной смерти, не так-то просто. Этот человек пал жертвой преступления, и мы обязаны сделать все возможное, чтобы поймать преступника. Вы согласны? Если я заверю вас, что с телом будут обращаться осторожно и почтительно, вы обещаете покинуть комнату на то время, пока мы будем исполнять свои обязанности?
Барон фон Шаттенберг ответил не сразу:
– Сначала его придется поместить в ваш морг? Нельзя ли сразу перевезти тело в похоронную контору, дабы его забальзамировали перед отправкой в Германию?
Холмс повернулся к барону:
– Думаете, это разумно? Герра Криде убили, и его тело может о многом поведать нам.
– Он приехал сюда в качестве дипломата, – резко ответил барон. – По одной этой причине нам должны разрешить как можно скорее передать его тело семье. Или мне проинформировать кайзера, что британское правительство не будет придерживаться дипломатических традиций?
– Если вы хотите переправить его морем, – удивленно промолвил Прайс, бросая тревожный взгляд на Холмса, – я постараюсь ускорить выдачу тела из морга. А вам нужно заняться улаживанием формальностей. Вероятно, вы сможете забрать его в понедельник. Для этого завтра нашим людям потребуется работать весь день. К сожалению, раньше вряд ли получится, ведь речь идет об отравлении. Должно быть проведено вскрытие. Я постараюсь уже завтра направить одного из наших врачей в морг, чтобы к понедельнику вы могли забрать тело.
– Благодарю вас, – сказал барон, смягчаясь. – Его родные обезумеют от горя.
– Весьма прискорбно, – ответил инспектор. Ему уже не терпелось выпроводить нас отсюда. – Прошу вас, господа.
– И еще одно, – проговорил Холмс, направляясь к двери. – Мы не знаем, была ли отравлена еда. Не могли вы ваши люди проверить угощение, тарелки, чай и все, что находится на подносе, на предмет наличия яда?
Старший инспектор Прайс вздохнул:
– Хорошо. Поскольку покойный был отравлен, мы попытаемся определить, каким образом яд попал в организм. – Он слегка поклонился сэру Камерону: – Прошу прощения за то, что вынужден удалить вас из комнаты. Человек с вашим… опытом мог бы оказаться весьма полезен, однако в данных обстоятельствах…
Сэр Камерон закивал:
– Да-да. Пусть всем занимаются ваши ребята. Не бойтесь, я понимаю, что мне лучше всего сейчас залечь на дно.
– Несомненно, – ответил Прайс, восторженно улыбаясь, несмотря на мрачную обстановку. – Нам понадобится около часа, чтобы осмотреть место преступления. Затем труп, разумеется, увезут. – Он покачал головой. – Кажется, молодой человек – немец? Вы говорили, он был немец?
– Да, Гельмут Криде немец, – стоя в дверях, ответил Холмс.
Он жестом поманил за собою сэра Камерона и вместе с бароном и двумя его помощниками вышел в коридор. Я последовал за ними.
– Пойдемте в библиотеку, – предложил барон фон Шаттенберг. – Нельзя ли принести туда шнапс? – Последняя фраза была адресована дворецкому, который торчал поблизости.
– Как вам будет угодно. Еще что-нибудь?
– Пожалуй, нет, – ответил барон.
– Я бы выпил крепкого кофе с сахаром, если можно, – подал голос сэр Камерон. – И чем-нибудь перекусил до ужина. – Заметив горестное недоумение во взгляде барона, он добавил: – Я понимаю, может показаться странным, что я в такую минуту способен думать о еде, однако жизнь научила меня не пренебрегать ничем в подобные моменты. Вас беспокоит то, как это будет выглядеть со стороны, если вы сейчас начнете есть. А я скажу вам, что голодный обморок шокирует общество ничуть не меньше. Кто знает, сколько еще нас продержат здесь? Вечер холодный. Судя по всему, ночью грянет мороз, а нам когда-нибудь придется выйти отсюда. Если нам предстоит просидеть тут несколько часов, то разумнее всего будет подкрепиться.
– Должно быть, вы правы, – промолвил барон и кивнул дворецкому: – Принесите сэндвичи. Полагаю, этого хватит? – Он направился к библиотеке, помощники последовали за ним. – Там разожжен огонь?
– Я об этом позабочусь, – ответил Пауль Фарбшлаген и, опередив нас всех, заглянул в библиотеку, чтобы проверить, тепло ли там. Очевидно, он был рад чем-нибудь услужить.
Холмс поравнялся с фон Шаттенбергом и сказал:
– Какая потеря, барон! Примите мои соболезнования. – Его слова звучали довольно искренне. Думаю, он действительно говорил от души. – Если понадобится моя помощь – вам стоит только попросить.
– Надо как можно быстрее подготовить тело к отправке на родину, – сказал барон, когда мы вошли в библиотеку (сэр Камерон плелся позади всех).
– Сделаю, что смогу. Я попрошу Адмиралтейство повлиять на полицию, чтобы они ускорили вскрытие. Полагаю, вы хотите, чтобы его произвели очень тщательно? А пока что можете уладить остальные формальности. Не сомневаюсь, что в понедельник утром, как сказал инспектор, вы сумеете забрать тело. Я сообщу вам, если возникнут какие-либо осложнения. – Холмс оглядел библиотеку. – Мне кажется, надо прибавить свет. Здесь довольно темно.
Барон фон Шаттенберг расхаживал на негнущихся ногах, и я ощутил жалость к нему. Бесспорно, он был сражен; его секретари также старались скрыть свое потрясение. Айзенфельд сел у журнального столика и стал расставлять шахматы. Фарбшлаген подошел к камину и дрожащими руками машинально подбрасывал дрова в огонь. Сэр Камерон двинулся к другому столику, на котором стоял графин с хересом. Барон придвинул к камину мягкое вольтеровское кресло, сел и отсутствующим взглядом уставился на языки пламени. Пару минут он хранил молчание, потом Айзенфельд спросил его по-немецки: