Разгорается рыжее зарево.
Значит, всё начинается заново.
Просто всё начинается заново…
На мгновение мне показалось, что я слышу в песне своё имя. Но, после того как парень с гитарой замолчал, я услышала знакомый громкий голос сверху:
– Бо-о-оря! Боренька!!!
Я посмотрела вверх, улыбнулась и помахала тёте Наде рукой.
– Боренька! – продолжала кричать тётя Надя. – Ты случайно мой фен не захватила с собой?
– Да! – крикнула я. – Спасибо!
Тут на балконе появился и дядя Миша.
– Эй, рыжее стихийное бедствие! – крикнул он. – Зачем взяла столько наших вещей?
– Это чтобы вы меня не забывали! – крикнула я и ещё раз помахала рукой. – До свидания!
– Итак, – сказала я бодро, когда мы завернули за угол. – Давайте искать мне подходящий подвал, где я проживу всю оставшуюся жизнь. С просторной верандой и овощным складом.
– Какой ещё подвал? – удивилась Аня. – Это что, твоё давнее желание?
– Это её последнее желание, – хихикнул Борька, но как-то невесело.
– А куда ещё я пойду жить? – возмутилась я. – На чердак, что ли? Или гнездо себе на дереве совью?
Аня пожала плечами:
– Я же сказала, что ко мне.
– Это значит, что у меня скоро появится ещё один родственник? – поинтересовалась я. – Ты тоже представишь меня своим родителям, как сестру твоего одноклассника, и я после этого буду с уверенностью говорить, что живу в многодетной семье. Я буду декламировать стихи: о столько братьев и сестёр, хоть одного бы кто-то спёр!
– Дома у меня никого не будет целый месяц, – спокойно объяснила Аня. – Папа с мамой и с братишкой – он ещё совсем маленький – уехали на море. Меня оставили, потому что в школу надо ходить. Так что живи, пока не надоест, – и чуть тише задумчиво добавила. – Мне.
– И как это тебя одну оставили? – поинтересовался Борька. – Мои родители бы так точно не поступили. Скорее уж сами бы остались дома.
Аня тяжело вздохнула:
– Уход за мной поручили бабушке, которую специально для этого вызвали из другого города. Но я попросила маму Вадика позвонить ей и сказать, что я поживу у них.
– И она согласилась? – присвистнул Борька.
– Ещё бы! Мы с ней дружим. И вообще, – добавила Аня уже не по теме и демонстративно всхлипнула. – У меня трагедия. Из-за Эльки я теперь какашка! – тут Аня подняла взгляд и руки в небо и запричитала: – Полгода насмарку! Коту под хвост! Собаке в будку! Радиоприёмнику в антенну!
– Ура! – крикнула я на всю улицу. – Значит, ты снова разговариваешь с Вадиком!
– А от кого я узнала бы, зачем тебя надо спасать и кто ты такая? – уже спокойней сказала Аня. – Когда возникла фраза: «Уводи Эльку из Бориного дома. Все подробности узнай у Вадика. Пусть расскажет всё!», я помчалась к нему на танцы. Когда я позвала его, он чуть в обморок от радости не упал.
– Значит, теперь ты знаешь всё, – сказал Борька.
– Знаю, – согласилась Аня. – Но очень хочу выслушать подробности!
…В доме Ани всё было другим. Другой запах, другая кухня, другой вид из окна. Не появлялся из ниоткуда дядя Миша, не выкрикивал свои смешные и неуместные фразы. Тёти Нади, которая часто звала меня: «Боренька, иди, поможешь!» или «Боренька, пойдём посплетничаем!» здесь тоже не было. И Борьки…
Правда, был большой рыжий кот, который постоянно тёрся об мои ноги – так, что я чуть ли не падала. Кота звали Шуриком. Я, в порыве ностальгии, стала звать его Веткиным, но, к сожалению, прозвище не прижилось.
Кота было здорово таскать за шкирку из комнаты в комнату. Он в такие моменты обвисал, будто безжизненный, только моргал и смотрел на меня хитро и жалобно. Через полчаса плодотворного общения Шурик меня укусил и спрятался под диваном.
То, что жизнь с Аней – не сахар, я поняла ещё в первый вечер. Было уже одиннадцать часов, а она, склонившись над тетрадками, готовила уроки. Я сидела рядом в кресле и скучала. К тому же ужасно хотелось есть.
– Я есть хочу, – сказала я, жуя край листочка.
– Я тоже, – сказала Аня, не отрываясь от тетради.
– Ну и? – попыталась я натолкнуть Аню на логическое продолжение мысли о еде.
– Ну и желудок бурчит, – сказала Аня, пожав плечами.
Я ещё раз вкрадчиво намекнула:
– Если что-то приготовить, то эту проблему можно легко устранить…
– Элька, ты гений! – обрадовалась Аня. – Кухня в твоём распоряжении.
– Но как же… Но ты же… – удивилась я до такой степени, что даже не смогла договорить.
– Чего же?
– Ты же девочка, – поучительно сказала я. – А все девочки должны уметь готовить с рождения. Это у них на карме записано жирным шрифтом!
– Ну а ты, что ли, не девочка, а паровоз со свистком? – спросила Аня. – А я уроки учу.
Я грустно вздохнула и тихо сползла с кресла на пол, где и осталась лежать. Шурик выполз из-под дивана, подошёл ко мне и недоверчиво потрогал лапой. Я дёрнулась, изображая конвульсии. Кот снова убежал под диван, а Аня не обращала на меня никакого внимания.
Спала я беспокойно, хоть мне Аня и выделила огромную комнату с большим мягким диваном. Шурик устроился у меня на ногах и тихонько мурлыкал. Я недовольно сбросила его на пол, кот вопросительно мурлыкнул и запрыгнул на ноги снова.
– Ну и спи себе, – буркнула я.
– Ага, – сонным голосом сказал Шурик. – Уже.
Да, с котами особо не поговоришь. В разговоре они предпочитают междометия или слова не длиннее чем из трёх букв. А в предложении не используют более одного слова. Странные создания, хоть и забавные.
Несколько раз я просыпалась, чтобы по привычке посмотреть, как там Борька на раскладушке мучается. И сначала пугалась незнакомой обстановки, а потом вспоминала, где я, и грустно вздыхала. А что я могу поделать, если дома у меня никогда-никогда не было, и за несколько дней успела привыкнуть к Борькиному бомбоубежищу? Правда, раньше – до превращения – я вовсе не думала, что отсутствие дома – это плохо…
Я проснулась окончательно, когда солнце нагло светило в глаза. Я накрылась одеялом с головой, но казалось, что лучи пробираются и туда. Пришлось спасаться бегством на кухню. Оказалось, Аня уже проснулась и даже пьёт чай, постоянно скашивая взгляд на книжку.
– Привет, Врулька! – весело сказала Аня, заметив меня. – Топай сюда, босоногое явление!
Я, ещё немного сонная, подошла, тяжело ступая на негнущихся ногах, и недовольно спросила:
– Чего?
– А вот чего! – сказала Аня и щёлкнула меня по носу. – Как спалось?