– Он сказал всё, что знал…
Мы громко рассмеялись, и в ответ на это Шурик просунул лапу под дверь и попытался таким образом прорваться в комнату. Вадик плюхнулся на живот и обменялся с Шуриком рукопожатиями (или лапопожатиями?), но неблагодарное животное выпустило когти и попыталось нанести телесные повреждения.
– Ай, Шурик! – сказал Вадик, отдёргивая руку. – А я тебе консе-е-ервов купил…
– Вау! – сказал Шурик и сел.
Выйдя из комнаты, мы на цыпочках прошагали мимо Аниной комнаты, а следом за нами, громко, как лошадь, поскакал кот, выкрикнув победоносное «Ура!» В этот свой крик он вложил столько энтузиазма, столько неприкрытой гордости за свой желудок, что зажмурил глаза и врезался в тумбочку. Тумбочка заныла, а сам Шурик недоуменно смотрел перед собой. Потом, полувопросительно и полуобиженно мяукнул то, что я Вадику никогда переводить не стала бы. И где он только этого набрался? Не от Ани же! Наверное…
Аня выскочила посмотреть, что случилось, взяла ошарашенного зверя на руки и укоризненно сказала:
– Разобьёте мне Шурика!
– Он же не вазочка, – осторожно сказал Вадик. Шурик же пытался вырваться из рук, но Аня держала его крепко-крепко.
– Раздавишь мне подопытного, – укоризненно сказала я Ане, покачав при этом головой.
Уплетая консервы, Шурик довольно жмурился, громко при этом чавкая.
– В общем, так, – решительно сказала Аня. – Элька, тебе, как бабушке, нужно позвонить родителям. Шурик, не чавкай.
– Хрю? – переспросил Шурик, недовольно вырываясь из цепких лап кулинарной нирваны.
– Чего-чего? – переспросила я недовольно, вырываясь из ностальгических кулинарных воспоминаний о мимолётном детстве. – Борьке, что ли, мне позвонить надо? И при чём тут бабушка Шурика?
– Я, кажется, понял, – сказал Вадик. – Это Аня тебя в свои бабушки хочет оформить.
Удивительно, как быстро люди обрастают вещами и родственниками! С какой лёгкостью появляются братья – родные, двоюродные, приёмные, худые и необъёмные! Закрываю и открываю глаза – появляется сестра. Снова закрываю и открываю – и сестра становится внучкой, братья – внучатыми племянниками, а я сама бегу по магазинам купить маленьким родственникам подарки на Новый год, хотя они предпочитают получать их деньгами. А ещё варю компот, пеку пирожки, надеваю на внучку красную шапочку, даю внучке в руки корзинку с пирожками и отправляю её сделать крюк по лесу, чтобы она снова принесла эти пирожки ко мне. А пока внучка будет бродить, у меня прорежутся клыки, я покроюсь жёсткой серой шерстью, в глазах появится нездоровый блеск, что уж говорить о хвосте…
– Нет! – панически выкрикнула я. – Не надо больше родственников! Хватит!
– Хех, – язвительно сказал Шурик, не отрываясь от пищи насущной.
– Вот именно! – подтвердила я.
– Да ты пойми… Родители сюда уже несколько раз звонили. А я – бабушка спит, бабушка пошла в магазин, бабушка просила не беспокоить… Надо же, чтобы она хоть раз оказалась дома! Ну, Э-э-элечка! Ну пожа-а-алуйста! – мило улыбнувшись, протянула Аня. Вадик хихикнул, но, перехватив мой гневный взгляд, прикрыл рот ладошкой. Я поставила ноги на ширине плеч, руки на поясе, выражение лица неопределённое (видела в каком-то фильме про маньяков).
– Кто? – гневно, громко, выразительно спросила я. Мой голос эхом разнёсся по комнатам, то затихая, то возвращаясь в уши благодарных слушателей с ещё большей громкостью (да, да, я и так умею!).
– Ну ладно, Элька, Элька! – крикнула Аня, закрыв уши ладонями. – Выключи своё дурацкое эхо!
– Оно не дурацкое, – ласково сказала я. – Оно родное, удомашненное.
– Выключи! – завопила Аня.
Я пожала плечами и остановила звук.
– Здорово! – сказал немного ошалевший Вадик, продолжая то отводить ладони, то прижимать их к ушам. А Аня сначала ничего не сказала – резко повернувшись, она пошла снимать совсем перепугавшегося Шурика с занавески. Потом Аня посмотрела на меня с тем же неопределённым выражением лица (тот фильм про маньяков мы смотрели вместе с Аней) и изрекла:
– Если и после этого ты не согласишься быть моей бабушкой, то… – и не договорила, а только громко засопела.
Это помогло мне понять всю серьёзность её намерений, и я спокойно согласилась:
– Да хоть внучкой.
Битый час Вадик и Аня пытались объяснить мне, какой у Аниной бабушки (которая почему-то была и бабушкой Вадика тоже) голос. Всё это очень походило на занятия сольфеджио – я на разные лады распевала фразу: «Внученька, иди кушать!» Уже через полчаса, несмотря на выходной день (в который, как известно, всё дозволено) в стенку стали стучать соседи. Через сорок пять минут соседи стали громко кричать: «Девочка, пожалуйста, не выводи бабушку! Иди поешь! Ты же видишь, как она для тебя старается!»
Ну они, конечно, не в точности так сказали, но общий смысл был примерно таким. На что я громко ответила Аниным голосом: «Не могу! Я тренирую силу воли! Бабушки!» Но потом мы решили пожалеть соседей и перешли на фразу: «Выпьем с горя, где же вилка!»
Происходило это примерно так:
– Выпьем с горя, где же вилка! – говорила я.
– Не похоже, – возмущалась Аня.
– Слишком высоко, – поправлял меня Вадик.
– Угу, – подтверждал их слова Шурик.
– Выпьем с горя, где же вилка! – исправлялась я.
– Ну не басом же! – возмущалась Аня.
– И мягче, – поправлял меня Вадик.
– Угу, – подтверждал их слова Шурик.
– Выпьем с горя, где же вилка! – исправлялась я.
– Фальшивишь! – возмущалась Аня.
– Немного не так, но похоже, – поправлял меня Вадик.
– Угу, – подтверждал их слова Шурик.
– Выпьем с горя, где же вилка! – исправлялась я.
– Совсем не так! – возмущалась Аня.
– Совсем не так! – поправлял меня Вадик.
– Угу, – подтверждал их слова Шурик.
– Нет, не выпьем, где топор-р-р?! – кричала я.
Всё это продолжалось до тех пор, пока я невзначай не спросила:
– А телефон у этой вашей голосистой бабушки есть?
– Есть, а что? – заинтересованно спросила Аня.
Я выразительно на неё посмотрела. Очень выразительно. Сложно перечислить, сколько всего выражал мой детский ангельский лик. Аню аж перекосило.
– Точно! – подпрыгнул Вадик. – Ей же можно позвонить! Элька позвонит, заговорит Аниным голосом, и всё узнает! – в этот момент Вадик посмотрел на моё выразительное лицо, перестал подпрыгивать и сник. – Всё… Ну голос её узнает… И будет знать… Всё. То есть голос. Да, Элька?
– Да! – сказала я в ярости слегка охрипшим голосом.
Аниной бабушке мы дозванивались в деревню: