Сомкнув веки, я силилась «перезагрузить» мозг. Забавно. Я сделала глубокий вдох, пытаясь расслабиться, и представила себе лицо Касси. Очевидно, она была последним человеком, с которым я общалась. А что мы делали? Смотрели фильмы? Ходили на вечеринки? Просто гуляли и разговаривали?
Я не помню, сколько пролежала, пристально глядя на изящную музыкальную шкатулку, на боковой стороне которой была вырезана маленькая балерина: одну ногу она согнула в колене. А я была балериной? Сомнительно… Вздохнув, я перевернулась на живот и уткнулась лицом в подушку.
Под ней что-то зашелестело.
Привстав, я отбросила подушку. Из-под одеяла высовывался уголок желтой бумаги, свернутой треугольником. Я была уверена, что этим утром его здесь не было. Дрожащими руками я развернула его.
У меня перехватило дыхание, и я, отбросив письмо, снова повалилась на кровать. Сердце бешено колотилось, я закрыла глаза, но все равно видела написанные на листке слова:
Не оглядывайся. Тебе не понравится то, что ты увидишь.
Я спрыгнула с кровати, выбежала в коридор и тут же столкнулась с братом.
— Ух ты! — Скотт схватил меня за плечи и крепко держал, а то бы я наверняка рухнула на пол. — Сбрось-ка скорость, — улыбаясь, сказал он.
Я не сводила с него глаз, лихорадочно пытаясь отдышаться.
— Там… там это…
Улыбка сошла с его лица.
— О чем ты, Сэм? — Не дождавшись моего ответа, он слегка потряс меня. — Что ты пытаешься сказать?
Справившись с паникой, я высвободилась из его рук.
— Там записка под моей подушкой.
— Что?
Отстранив меня, брат направился в мою спальню. Я пошла за ним, но остановилась в дверях, наблюдая, как он, подойдя к кровати, взял записку так, словно это была ядовитая змея.
— «Не оглядывайся. Тебе не понравится то, что ты увидишь». Что за дерьмо? — Он повернулся, держа записку в поднятой руке. — Кто здесь был, Сэм?
— Не знаю. По-моему, никто… — Я замолчала. Ведь я действительно понятия не имела, чьих рук это дело.
— А может, кто-нибудь из твоих подруг забрел сюда. Может быть такое?
Ужасная мысль буквально поразила меня.
— Мои… мои подруги были у нас сегодня утром. И две из них выходили из кухни в ванную комнату, — я нахмурилась, вспоминая. — Вероника выходила… по-моему, три раза.
— Ведь, кроме них, в нашем доме никого больше не было. — На его лице ходили желваки, пока он внимательно изучал эту нелепую писанину. — Это смахивает… даже не знаю на что. Это точно кто-то из них.
Его уверенное заключение мне не понравилось. Сегодняшние гостьи считались моими лучшими подругами, и даже при том, что я их не помнила, мне не хотелось верить в то, что одна из них оставила эту записку.
— Но если исходить из твоей теории, то ведь и ты был дома. И тоже мог это сделать.
Брат вытаращил глаза.
— Отличная мысль, давай развивай ее дальше. Это просто глупая шутка. — Подойдя к столу, он смял листок.
— Что ты делаешь? — Я рванулась к нему, чтобы остановить его, но Скотт бросил листок в мусорную корзину. — Зачем ты его выбросил? Это же… улика.
— Улика? Кто-то потешается над тобой! — Нахмурившись, он скрестил руки на груди. — И я готов держать пари, что это кто-то из твоих пустоголовых подружек.
— Мои подруги не пустоголовые.
Склонив голову набок, он посмотрел мне в глаза.
— Но ведь ты же не помнишь своих подруг.
— Дельное замечание. — Я плюхнулась на край кровати. — Ну зачем кому-то оставлять мне подобную записку? И ничего смешного в этом нет… Это… скорее предостережение.
Секунду поколебавшись, Скотт возразил:
— Сэм, да это же шутка.
Я смотрела на мусорную корзину. Нет, мне это шуткой не казалось. Меня била дрожь. С моей точки зрения, это было явное предупреждение. «Угроза», — прошептал голос внутри меня.
— Послушай, ведь ты такого натерпелась… — Скотт, кашлянув, смотрел в сторону, и я, повернувшись к нему, заметила это. — Честно говоря, я и представить себе не могу, каким безбашенным уродом надо быть, чтобы не понимать, в каком ты состоянии, но ты не позволяй этим девкам так издеваться над собой.
— Не позволю. — Я почувствовала необходимость защищаться.
— И по-моему, тебе не надо рассказывать об этом ни маме, ни папе. Они же сразу ошизеют и вообще никогда не выпустят тебя из дома.
Да, черт возьми. А ведь он снова прав.
— Ну, а что, если кто-нибудь из этих девчонок знает, что случилось? Ведь Касси все еще не нашли, и…
— И что, Сэм? Ты что, собираешься учинить им допрос, размахивая перед их носом запиской, которую нашла? Припереть их к стенке и потребовать ответа?
— Может быть, и так, — ответила я, скрестив на груди руки.
Качая головой, Скотт направился к двери.
— Да выбрось ты это из головы, Сэм. Это же шутка. И если уж говорить по-честному, то когда дело касается Касси, с глаз долой, из сердца вон.
Повернувшись к нему, я впилась в него взглядом.
— Что ты имеешь ввиду?
Его челюсть задвигалась.
— Я лишь хочу сказать, что… что, слава богу, пропал не хороший человек. Не такой, как Джулия.
— Джулия?
Скотт вздохнул:
— Моя подружка. Вы же тоже с ней дружили, но из-за того, что она надевала фиолетовую одежду в неположенный день или еще из-за какой-то хрени типа этой…
— Я никогда не перестала бы дружить с человеком из-за того, что он появился в фиолетовой одежде в неположенный день!
Скотт поднял брови и несколько мгновений смотрел на меня широко раскрытыми глазами.
— Знаешь, что ни говори, но Касси была хуже… хуже тебя. И это не просто слова. Ты стала другим человеком после того, как начала общаться с нею. Большинство тех, кто ее знал… Они, возможно, даже рады, что она пропала. В том числе и ее подруги.
Эти слова брата не выходили у меня из головы весь остаток дня субботы и преследовали меня в воскресенье. Узнать о том, что в глазах большинства людей ты выглядишь настоящей сукой, — это одно, но узнать, что твоя лучшая пропавшая подруга имела такую же репутацию, — это уже совсем другое. Если мы действительно были такими стервами, зачем тогда люди нас искали?
— Страх и известность идут рука об руку, [9] — пробормотала я, выключая фен.