— Не каркай! — перебил Маркел. Филька насупился. Маркел опять спросил: — Где мне его сейчас найти?

— Во дворце, где же еще, — ответил Филька. — Но мне во дворец сегодня ходу нет. Слова не знаю.

— Пойдешь со мной, — сказал Маркел. — Я знаю.

Они развернулись и пошли. Маркел шел и думал: надо идти и самому искать, брехал пес Шкандыбин, ничем он ему не поможет, никого искать не станет! Да и как ему искать, если сам же подослал?! Вот он и мутит воду, сулит что ни попадя, а у самого только одно на уме: чтобы ты никуда не ходил, сидел на месте, под ногами у него не путался. Ну а даже сядь и посиди, а князь Семен завтра спросит, он же обещал спросить: ну, что, холоп, узнал чего? А, не узнал! А к Ефрему его! Вот тут и побежишь. Да, и опять же, как же так, дядю Трофима убили, и как же теперь это спустить кому-то?! Дядя Трофим, и тут Маркел перекрестился, ты, дядя Трофим, не гневайся, я этого дела не брошу, вот тебе крест на этом! Да и я кое-что уже узнал! Шкандыбин, дурень, проболтался, сказал, что ты ходил в Китай-город. Но, правда, Китай-город — это ого-го, это как десять Рославлей, нет, даже больше, потому что я в Рославле каждый угол, каждую подворотню знаю, а здесь я, как в диком лесу, буду искать-плутать, а у кого дорогу спрашивать? Никого я здесь не знаю! Ну, разве только Ададурова, ты же меня к нему водил. А вот теперь я к нему приду и скажу, что мне можно верить, что ты же сам ему вчера сказал, что я после того, когда тебя убьют, возьму это дело. И вот дядю Трофима убили, все получилось, как он обещал…

Тьфу! Обещал! Подумается же! Маркел опять перекрестился и увидел, что они уже подошли к князя Семена воротам. Стоявшие при тех воротах сторожа открыли их сразу, без лишних вопросов. Даже еще предупредили:

— Смотрите в оба. Стрельцы нынче крепко лютуют. Хватают всех подряд.

— Нас не схватят, — сказал Филька. — Нам близко.

Они вышли со двора, быстро перешли через дорогу и подошли к двойным Куретным проездным воротам царского дворца. А там уже даже с этой, то есть с наружной стороны первых ворот стояли стрельцы. Один из них грозно спросил:

— Куда прете? Кто такие?

— Государевы люди, — ответил Маркел.

— Все мы государевы, — сказал стрелец.

— Все-то все, — согласился Маркел, — но одни больше, а другие меньше. — И тут же прибавил: — Ладога! — И ткнул стрельцу овчинку. И еще сказал: — Этот со мной.

— Копорье…

Перед ними хоть и нехотя, но расступились. Маркел шагнул вперед и постучал в калитку. В калитке открылось окошко. Маркел сунул в него овчинку, еще раз сказал «Ладога», их пропустили, и они вошли в калитку. За ней было темным-темно. Но они дальше, ко вторым воротам не пошли, а свернули в сторону, к стене. Там Филька на ощупь нашел маленькую дверь, дернул ее, но она оказалась закрытой. Тогда Филька осторожно постучал в нее и таким же осторожным голосом позвал:

— Михайлушко!

20

Дверь медленно открылась. За ней было совсем темно. Но слышно было хорошо, как Михайлушко сказал входить. Они вошли в ту дверь, и она сразу закрылась. Маркел осмотрелся. Вокруг было темно, только в одном углу едва теплилась лампадка, а над ней была видна маленькая иконка Николы Чудотворца. Маркел перекрестился на иконку.

А Филька уже о чем-то шептался с Михайлушком. Их было уже немного видно. Михайлушко, как и Филька, тоже был низкорослый и тощий, а еще он был седой, и это все, что рассмотрел Маркел. А Филька продолжал шептать. После Филька замолчал и зашептал Михайлушко. Но он шептал очень недолго. Филька, его выслушав, кратко кивнул и, повернувшись к Маркелу, сказал:

— Непростые у них времена. Меня с тобой не пропустят. Если хочешь, поведет Михайлушко.

Маркел посмотрел на Михайлушка. Того было почти не видно, такая там была темень. Маркел усмехнулся и подумал, что мало ли что у него на уме. Но, правда, тут же подумал, что если бы его хотели убить, то убили бы прямо сейчас: ткнули ножом в спину, и вся недолга. Маркел еще раз усмехнулся и сказал:

— Тогда чего стоим? Веди!

Михайлушко развернулся и пошел мимо лампадки. Маркел пошел за ним следом. Филька сказал:

— Я буду тебя здесь ждать.

Маркел не ответил. Он шел на слух и на ощупь. На слух — это на шаги Михайлушка, а на ощупь — это вдоль стены. Так они прошли шагов с полсотни, потом вошли в сени, где было немного света, и в нем был виден стрелец, который сидел на лавке с бердышом в руках.

— Этот со мной, — сказал Михайлушко стрельцу. — А с ним овчинка.

Маркел показал овчинку. Стрелец зевнул и кивнул. Они прошли дальше. Опять стало темно. После в еще одних сенях сидели (и, сидя, спали) еще четверо стрельцов, а пятый стоял возле них. Михайлушко опять замолвил слово, Маркел показал овчинку, и их пропустили.

Дальше вдруг стало душно, как в бане, и жарко, и еще сбоку, за стеной, что-то хлюпало. И даже были как будто слышны чьи-то голоса.

— Портомойная, — сказал Михайлушко, не поворачивая головы.

После стало еще жарче, но зато запахло чем-то очень душистым и сладким. Это, наверное, уже гладильня, подумал Маркел.

А после, еще в одних сенях, и там были уже жильцы, а не стрельцы, Михайлушко остановился и сказал им:

— А этот к вашему, по спешному, — и указал на Маркела.

Один из жильцов, посмотрев на Маркела, спросил:

— Чего тебе от него нужно? Боярин спит давно.

— Спит да меня во сне видит, — ответил Маркел. И показал овчинку.

— Дай сюда! — сказал жилец.

— Руки отсохнут! — ответил Маркел.

К нему сразу кинулись.

— Эй! — грозно крикнул кто-то. — Стойте!

Жильцы остановились, после даже отошли назад. А их старший выступил вперед и начал рассматривать Маркела, а после спросил:

— Где это я тебя видел?

Маркел не ответил.

— Ладно! — сказал их старший. — Там будешь отвечать. Пойдем!

И, крепко взяв Маркела за рукав, повел его к лестнице. Так они поднялись на второй этаж, свернули в сторону, прошли еще мимо одних жильцов, а после наконец вошли в светлицу, посреди которой у стола возле свечи стоял Ададуров. Он был без шубы, держал руку на сабле и прикрывал рукой рот, чтобы не видели, как он зевает.

Но как только он увидел Маркела, то сразу перестал зевать и даже тряхнул головой, как будто думал, что Маркел от этого исчезнет.

Но Маркел не исчезал, а снял шапку и неспешно поклонился.

— Ты кто такой? — строго спросил Ададуров.

— Холоп твой, боярин, — ответил Маркел и еще раз поклонился. А распрямившись, прибавил: — От князя Семена я.

— А! — сказал Ададуров, бледнея. — Вот как!..

И сделал знак, чтобы жилец ушел.