— Нашел время, когда водку жрать. У нас, знаешь, сколько еще всяких дел сегодня? Нам еще надо на посад идти. Преспешно!
— На посад! — повторил Филька. — Какой сейчас посад?! Скоро ночь, ворота все уже закрыты. Да они с утра не открывались! Так, Михайлушко?
Михайлушко кивнул, что так.
— Вот и все, — сказал Филька. — А ты говоришь: дела!
И он опять потянулся за чаркой.
— Не тронь! — строго велел Маркел и поднял руку с ножом.
— Тьфу! — гневно воскликнул Филька, но чарки не взял.
Маркел опустил нож и сказал:
— Это не моя придумка. Это мне князь велел: пойти сегодня и узнать! А завтра прийти к нему и рассказать, где был дядя Трофим и что он там делал.
— Ну и?.. — спросил Филька.
— И я знаю, где он был! — не без гордости сказал Маркел.
— Где? — спросил Филька.
— Выйдем за ворота, там скажу.
— За ворота… — криво усмехнувшись, сказал Филька. — Михайлушко, да объясни ему, что это не Рославль, а это Москва, дубина! И это царев двор! И это царя хоронят. Да здесь, знаешь, сколько сейчас везде стрельцов понатыкано? Ты их здесь на воротах видел? И так по Кремлю сейчас и на стенах стоят, и на башнях! И пушки везде повыкатывали. Мышь теперь нигде не прошмыгнет, а ты «пойдем!», «пойдем!». Тьфу, деревенщина!
Маркел опять поднял нож и повернул его так, чтобы свет играл на лезвии. Филька презрительно сказал:
— Михайлушко, охолони его.
Михайлушко, повернувшись к Маркелу, сказал:
— Филя дело говорит: сейчас весь Стремянный полк не спит, а их полковой голова, как ошпаренный, туда-сюда бегает, приказы раздает. Я сам видел, как они одного подьячего остановили и, ничего не говоря, его сразу мордой в грязь и сапогами его, сапогами! Мимо шли люди, стали заступаться, спрашивать, тогда и их всех в грязь. И их тоже сапогами.
— Но дядя Трофим как-то вышел, — сказал Маркел.
— Так это когда было? Считай, прошлой ночью, — сказал Филька. — С того часа много чего изменилось. Да вот хоть бы Лука Иванович пропал.
— Какой Лука Иванович? — спросил Маркел.
— Голова Стрелецкого приказа, — ответил Михайлушко. — Утек Лука Иванович. Вместе с ключами и печатью. Федька Сазонов бегал, рыкал, аки лев: где Лука?! А нет Луки.
Маркел молчал. Михайлушко стал прибавлять:
— Федька Сазонов, голова Стремянного полка. Их слобода здесь, близко, в Занеглименье. Как только государь преставился, Богдашка Бельский свистнул клич, и они живо явились. И позакрывали сразу все ворота! Вот так! Покуда Борька Годунов расчухался, покуда своих людей послал, было уже поздно.
— Да и не дошли они, — с досадой сказал Филька. — Их на Фроловских перехватили. И повязали.
— Не всех! — сказал Михайлушко. — А кое-кто, говорили, ушел.
— Ну, может, и ушел, — не стал спорить Филька. — Да только теперь чего? Богдашка с Федькиным полком Кремль крепко держат и никого сюда не пустят. Я сам видел: уже все пушки на раскаты выкачены, и пушкари при них стоят, и фитили у них у всех зажженные. Только стреляй! А годуновские стрельцы еще в Замоскворечье, в слободе.
— Они еще не годуновские, — сказал Михайлушко.
— Будут годуновские, — ответил Филька. — Годуновская мошна бездонная. Всех купит! А это девять полков. А у Богдашки один.
— Зато на стенах! — радостно сказал Михайлушко. — И с пушками!
— У замоскворецких тоже пушки есть. И добрые дружки найдутся, и эти дружки им ворота откроют.
— Не откроют! А если и откроют, то будет поздно. Богдашка к тому времени сосунка на трон посадит.
— Не посадит! — почти крикнул Филька. — Не по закону это!
— По закону! — заревел Михайлушко. — Богдашка говорил, что по закону, что государь сам говорил, что Федька-царевич умом слаб, нечего ему на царстве делать, а посадите лучше сосунка, а при нем, пока он сосунок, поставьте моего Богдашку.
— Когда он такое говорил? Брехня это!
— Нет, не брехня! Родька тоже это слышал…
— Тише! — грозно приказал Маркел. — Тише, я кому сказал?
Михайлушко и Филька замолчали. Маркел спросил:
— Что-то я не понимаю, какой сосунок? И что царь говорил?
— Не говорил он ничего такого, — сердито сказал Филька. — Это Богдашка так брешет.
— Нет, не брешет! Говорил! — опять громко сказал Михайлушко. — Говорил, что государь Иван Васильевич вчера, перед тем как преставиться, сказал, что старший его сын Феодор слаб духом и телом и поэтому он, царь, не хочет оставлять ему царство, а лучше он оставит его своему младшему сыну, Димитрию, а в дядьки к Димитрию, пока он в силу войдет, поставить Богдана Бельского.
Филька на это только хмыкнул. Маркел тоже усмехнулся.
— Когда это он такое говорил? — начал Маркел, вспоминая, что ему про это сказал князь Семен. — Нет, Михайлушко, там все было не так. А вот как: государь собрал всех бояр в Тронной зале и велел…
— Э! — сказал Михайлушко. — Про Тронную залу мы знаем. Но после он еще раз говорил. Когда всех уже из залы выгнали, вот когда он это говорил. Когда при нем были одни только Бельский с Годуновым. И еще был Родька Биркин. Царь с ним играл в шахматы и при этом говорил, что сын его Федор слаб…
— Не говорил он такого! — вскрикнул Филька. — Не говорил! Врет Богдашка! А вот Борис Федорович правду говорил, что царь тогда сказал: племянник мой Борисушка, вручаю тебе своего сына старшего Феодора…
— Врет! — вскрикнул Михайлушко. — Врет!
— Нет, не врет! — гневно воскликнул Филька. — Это Богдашка так его просил: отринь сына Федора! А государь на эти его подлые слова крепко разгневался, схватил шахмату и покраснел весь, щеки посинели, глаза из глазниц полезли, язык высунулся… И повалился на пол, раз-другой дрыгнулся и помер. А может, и не раз. Может, он долго дрыгался. А эти… Да чего и говорить! Вот где уже страху натерпелись! Родька говорил: боялись шелохнуться! Так они и простояли, как столбы, пока поп Федоска, государев поп крестовый, не зашел, посмотрел на это все и говорит: так он же мертвый, идолы! Куда вы смотрели? И к нему. И ну читать отходную! Да только какая уже отходная, если он почти окоченел. Вот как государь преставился.
Маркел подумал и спросил:
— Откуда ты все это знаешь?
— Родька рассказывал.
— Тебе?
— Нет, зачем мне. Параске. Она с ним родня.
— Параска? Какая Параска?
— Как какая? Да та самая. Твоя Параска! За стенкой!
И Филька гыгыкнул. У Маркела загорелись щеки, и он сердито сказал:
— Ты мне тут не гыкай! Тут государево дело.
— Вестимо…