…Все произошло так, как предупредил Гагарин. Учебную тревогу дали за два часа до рассвета. Мы с ходу облачились в тренировочные костюмы и побежали, не надев дох, через продуваемый всеми ветрами плац к временным пунктам управления. Хуже всех пришлось, само собой, Горобцу. Ну да ничего – не маленький мальчик. Правда, в пункте управления его ждал приятный сюрприз: оказывается, стрелкам в этой операции участвовать запрещалось. Горобец должен был находиться на своем месте, но пульт его оказался обесточенным, чтобы на сто процентов исключить возможность несанкционированной стрельбы. Дневальный принес горемыке стакан теплого отвара из шиповника.
Я вывел танк из бокса, включил фары. Стальные «Осы» уже выстраивались вдоль края машинного двора: снова две команды по пять танков. На сей раз мы подключились к совершенно новеньким машинам, и казалось, будто вчерашняя танковая бойня – чей-то бредовый вымысел. Наши вчерашние «Осы» или пошли на переплавку, или встали в ремонтные боксы. Страна, как водится, запаслась танками с избытком. Ну и славно.
Лучи света выхватили из тьмы фигуры, облаченные в громоздкие космические скафандры. Их было десятеро. Десять героев Советского Союза и тех, кому скоро доведется ими стать. Они шли со стороны штаба, без лишней торопливости приближаясь к боевым машинам. Ожило радио, и мы услышали голос Гагарина:
– Кедр вызывает Красный-4.
– Красный-4 на связи, – отозвался наш командир. – Рады вас слышать, Кедр!
– Взаимно, мужики! Четверка, я сейчас залезу на броню, – Гагарин запыхтел, очевидно, и впрямь карабкался на нашу «Осу». – А вы знайте, что не дрова везете.
– Есть – знать, что не дрова, – заулыбался Прокофьев.
Мой экран заслонило нечто большое и темное.
– Товарищ командир, – обратился я к Прокофьеву, – попросите Кедр, чтоб сел чуть правее, а то он своим сапожищем закрыл мне камеру.
Командир выполнил просьбу, затем вскрыл конверт с заданием.
– Экипаж, внимание! – Прокофьев приподнял спинку кресла, откинулся, оценивая, насколько оно стало удобнее, а потом продолжил: – Вчерашние маневры были цветочками, сегодня нам придется вдвойне постараться, чтобы не ударить в грязь лицом и чтоб наши пассажиры не оказались под траками.
– Трогай! – распорядился Гагарин.
Танковая колонна потянулась по узкой дороге к развалинам цементного завода, переоборудованного в ристалище. Среди бетонных коробок корпусов, пустых вышек охраны, гор бетонного лома, смонтированных пандусов и мостиков сияли электрические огни.
Антон плохо перенес полет.
Нет, парень он был крепкий, при стартовых перегрузках не пикнул. Даже смог похихикать с сослуживцами, когда настала невесомость и арендованный у НАСА шаттл «Барак Обама» вышел на первый виток. В кабине челнока неярко светили лампы, деловито переговаривались астронавты, гудела вентиляция. Атмосфера царила очень спокойная, профессиональная. И трудно было поверить, что за пределами металлической скорлупки с крыльями – миллиарды миллиардов километров пустоты.
На втором витке Антона стошнило в первый раз. Вестибулярный аппарат, который какое-то время после старта находился в шоке, очнулся и начал бунтовать. Прошедший медкомиссию за взятку танкист до этого момента даже не задумывался, зачем космонавты и астронавты годами тренируют «вестибулярку», прежде чем оказаться на орбите. И весь путь, а он занял почти трое суток, Антон не расставался с гигиеническим пакетом. Он не мог ни есть, ни пить, ни спать. Иногда он впадал в болезненное забытье, во время которого ему каждый раз снилось падение. И каждый раз он просыпался с рывком и глухим стоном, тянулся к пакету.
Боссу и Оборотню тоже время от времени становилось плохо, Верблюду и Бульдозеру – почти нет, а везучий ублюдок Хныка чувствовал себя в невесомости словно рыба в воде.
За иллюминатором было много чего интересного. Ровно и холодно светили звезды, Земля поворачивалась то одним боком, то другим, позволяя рассмотреть и солнечные блики на океанской глади, и огни ночных мегаполисов, сверкающие в тучах молнии и игру полярных сияний над вечными льдами.
Много любопытного было и в космосе. Околоземное пространство давно освоили и обжили, здесь уже вовсю работали промышленные заводы и научные комплексы. Двухсотметровый астероид 2005 YU55, или Новая Аляска, как называли его неофициально, болтался здесь же – на орбите. Астероид выловили во время очередного сближения с Землей и подтянули ближе кораблями-буксирами. Эти корабли по-прежнему висели на изрытой кратерами глыбе, подобно рыбам-прилипалам, и контролировали импульсами двигателей скорость и высоту угодившего в ловушку небесного тела. Новая Аляска была ярко освещена, на поверхности и в штольнях трудились шахтеры – люди и роботы, добывая руду для орбитальных заводов.
Антон смотрел на все это через иллюминатор, но измученный мозг воспринимал необычное зрелище, словно горячечный бред, и танкисту становилось хуже. Он забирался в кресло, фиксировал себя ремнями и старался представить, что за его спиной – земля, или пол, или бетонная дорога. Без разницы, что именно, но что-то твердое, надежное, способное принять на себя, если ты упадешь. К сожалению, ощущения было не обмануть, и чаще всего Антону казалось, что он – святой Петр, которого, по церковной легенде, распяли головой вниз.
«Барак Обама» догнал дрейфующий разгонный модуль: конструкцию из дополнительных двигателей и топливных баков, предназначенную обеспечить шаттлу вторую космическую скорость и перелет к Луне. Состыковавшись с модулем, шаттл перешел с опорной на более высокую орбиту. Началось ожидание команды на включение ускорителей. Астронавты работали без отдыха, постоянно проверяли бортовые системы, курс, координаты корабля. Красномордые от прилившей к голове крови танкисты старались даже не дышать в сторону экипажа, чтобы ничем не помешать их работе.
После включения разгонного блока в шаттл ненадолго вернулась гравитация. Антон в обнимку с двумя пакетами скорчился в кресле. Он представлял себя маленькой костлявой ягодой красной смородины, угодившей в соковыжималку.
Антона вернул в сознание астронавт Брюс Энсон, вколовший танкисту антигистамин – средство от морской болезни – прямо в сонную артерию. Двигатели уже отработали, и теперь шаттл несся к цели на умопомрачительной скорости.
– Зато посмотри: какая Луна! – проговорил астронавт, словно продолжая давно начатый разговор, и улыбнулся. – Ни у кого другого такой Луны нет!
Танкист ошарашенно захлопал глазами, обиженно всхлипнул и потер саднящую после укола шею.
Луна действительно была великолепна: объемна, рельефна, выгодно освещена неистово-белым солнцем. С каждой минутой она становилась больше, разрастаясь и заполняя иллюминатор.
– Пся крев, – уныло потер голову Оборотень, – кажется, у меня в башке какой-то сосуд лопнул. Аж в ухе затрещало. Сейчас инсульт разобьет.
– Не трынди, – вяло осадил его Босс, – он лопнул, когда тебя в роддоме медсестра уронила.