– Я очень надеюсь, девушка, что слышу про этого Северуса в последний раз, – процедил сын Луга.
– Да, мой господин, – смиренно выдохнула я, инстинктивно чувствуя, что только покорность усмирит готовую разразиться бурю.
– Не зли его, ради Пресвятой Богородицы, Катька, – взмолился мальчик, когда сид направился к саням. – Видишь же: Тихий рад беседе, только когда сам желает говорить. Твое дело – молчать и слушать. И… расскажешь мне потом про Северуса, а?
Конечно, я согласилась. Диху снова напомнил мне, кто из нас кому приходится домашним питомцем.
– И на деньги не играй.
– Да, батюшка.
Иван Дмитриевич давал Прошке последние родительские наставления, отрок почтительно внимал. Над заснеженными крышами граяли вороны, сыпал мелкий снежок, и серое зимнее небо казалось продолжением дороги, по которой не терпелось пуститься вскачь соловой тройке.
– С девками гулящими поосторожней там, в Европах, – вздохнул боярин. – Знаю, что рано тебе о том думать, однако ж как школяром станешь, сразу потянет в кабак и к бабам.
Терпеливо наблюдавший сцену прощания Диху едва слышно хмыкнул. Корецкий покосился на своего бессмертного приятеля и продолжал:
– Галльского пива не пей, одно название, а не пиво. И с вином ихним шипучим не балуй. Внял ли, неслух?
– Внял, батюшка.
Веснушчатая Прошкина физиономия каждой черточкой своей излучала сомнения.
– Италийские да иберийские девки любезничать будут – не поддавайся. А то неровен час, нарвешься на нож от братьев да отцов ихних. Тихого слушай! Была над тобой отцовская власть, стала его. Однако веру христианскую не забывай, всяк день молись Господу нашему и Богородице, чтоб охранили тебя, олуха, на чужбине. Понял?
– Да, батюшка.
– Ну, ступай тогда. – Боярин размашисто перекрестил отпрыска и подтолкнул его к саням. Прошка отвесил поясной поклон сперва отцу, а потом дворне, высыпавшей поглазеть на отъезд, нахлобучил шапку и чуть ли не вприпрыжку поспешил к упряжке.
– Гляди за ним, Тихий, – попросил Иван Дмитриевич друга. – Больно уж прыткий отрок, уследишь ли?
– Обещал же, – пожал плечами сид. – Будь здоров и прощай, Айвэн.
– Прощай и будь удачлив, Лугов сын! – Корецкий махнул дворне, чтоб открыли ворота. – И ты, девка, тож не хворай, – соизволил он кивнуть мне. – Ну, трогай, Прохор!
Прошка, занявший место возчика, прицокнул лошадям, и сани неспешно выкатили из усадьбы.
– Ну, выехали наконец-то, – проворчал Диху, запахивая шубу. – Подстегни лошадей, Айвэнз.
– Чо? – вылупился отрок.
– Ничо, – передразнил его сид. – Звать тебя теперь так станут: Прохорус Айвэнз. Значит – Прохор Иванов. Понял? Или, если хочешь, Айвэнсоном будешь. Или тебе больше Северус Снейп по душе?
Тот отчаянно затряс головой, наотрез отказываясь отзываться на бесовское имечко.
– То-то же!
– Я все понял, – согласился новонареченный Прохорус и прикрикнул на лошадок: – Н-но, залетные!
Кайлих
Огонь принадлежал Благим. Это утверждение не имело объяснений и не нуждалось в доказательствах. Просто так оно и было: огонь принадлежал Благому двору, так же как и множество иных явлений и проявлений стихий, вроде солнечного света или звона пчел над зарослями болиголова. Ну, по крайней мере, настолько, насколько такие вещи вообще могут кому-то принадлежать. А конкретно этот огонь, разведенный в почерневшем от копоти круге из камней, был огнем Диху, ведь пламя в горне кузнеца и костер охотника отличаются от того, что теплится в печи хозяйки кухни. Мужской огонь и женский, и этот – был мужским, несмотря на то что Кайлих Неблагого двора раздула его своим дыханием. Он был упрям и капризен, этот костер, и сида с трудом заставляла его покоряться. Пожалуй, если бы в пожитках Кеннета не нашлось огнива, Кайлих плюнула бы и не стала дальше возиться. Но то зеленовато-синее пламя, которое с легкостью струилось из ее пальцев, освещая и распугивая незваных гостей, если и не убило бы смертного, то уж пользы ему точно не принесло. Человеку нужно тепло земного огня. Что ж поделаешь! Пришлось постараться, несмотря на опасения, что этот костерок может запросто донести своему покровителю о той, что вышла на охоту.
– Повелитель котлов! – насмешливо прошептала Кайлих, подмигнув рдеющим углям. – Владыка сковородок и покровитель кухарок! Вот кто ты такой, сын Луга, вот кем ты всегда был и останешься. А не передать ли тебе весточку, чтобы не скучал без меня?
Огонь принадлежит Благим, верно. Но зато туман, снег и ветер – верные спутники Кайлих, а также тех, кого Неблагая сида могла назвать союзниками. Ошибкой будет счесть, будто в окрестностях этого Новеграда таких не сыщется. Не каждый сгодится, и не любому доверишься, однако не только с родичами можно договориться. Вот, к примеру…
Сида подложила хвороста и вышла за дверь. Кеннету не стоит присутствовать при таком колдовстве даже во сне. Мальчик нужен живым и в здравом рассудке.
Снаружи крупными хлопьями валил снег. Кайлих постояла, дожидаясь, пока уляжется ветер, послушный ее просьбе, и, пока ждала, поймала губами несколько снежинок – невесомых поцелуев зимы. А потом выдохнула и поймала собственное туманное дыхание, заключив его в мерцающий овал.
– Сестрица, – негромко позвала сида. – Сестрица! Не прикидывайся глухой! Я же слышу, как скрипят твои древние кости. Не испытывай мое терпение, хийса! Ты мне должна. Покажись!
Но, вглядевшись в проступающий сквозь серо-сизую живую пелену облик, сида почти пожалела об этом опрометчивом приказе.
– Мать богов! Что… что с тобой стало, хийса?!
– А што такого? – прошамкало сморщенное бородавчатое страховидло по ту сторону магии. – Ражве не крашавица, хе-хе?
– Смени этот облик!
– Не могу, – злобно скривилась собеседница. – Это ты примеряешь новые лица чаще, чем рубашки, а я в отличие от тебя, дорогуша, на самом деле меняюсь. Што? Не нравится? Думаешь, мне шамой этакая рожа по вкушу?
– Хийса…
– Вот заладила: хийша, хийша! Ну? Шего тебе?
Злость помогла Кайлих совладать с изумлением и страхом, что уж скрывать! И злость же остудила гнев сиды. Если хийса – хозяйка леса, почти равная по силе детям Дану, выглядит теперь так, что же происходит в мире людей? Ничего хорошего для бессмертных, волей судьбы оказавшихся там. Однако и на этом можно сыграть.
– Помощи, – отчеканила сида. – И сдается мне, что ты тоже извлечешь немало полезного из такой сделки, сестрица.
– Не шештра ты мне, отродье Ткачихи, и неча в родню набиваться, – проворчала хийса и цыкнула желтым клыком, торчащим из безгубого рта чуть ли не на локоть. – Однако рашшказывай. Интерешшно послушать, что ты мне предложить надумала.