– Натуральное в смысле – сиськи, губы, целлюлит? И что? Такого днем с огнем? Или вы про искренность?
– Нет, я как раз про сиськи. И как можно меньше косметики.
– Разве это редкое явление? В любом отделе кадров – все женщины ваши, не говоря уже о школах и библиотеках.
– Спасибо, я буду иметь это в виду. Уж не знаю, в какой библиотеке и искать. Я сейчас про волосы говорю…
– В политехнической…
– А что, это идея. Надо будет сходить. Спасибо. Всегда приятно послушать умных людей…
– И много их у вас?
– Нет, много их не может быть просто по определению.
– Значит, уши отдыхают обычно?
– Да, и кстати, для меня это особенно актуально… Я когда-то был лопоухим, а потом лёг под нож, и получился вот такой вот писаный красавец.
– Поэтому теперь повышенные требования к натуральности?
– Нет, не теперь. Всё это формируется очень рано и дальше переделке уже не подлежит. Я могу вам сказать Татьяна, что вы соответствуете моим требованиям. И уверен, что Серегиным тоже. Я его знаю. Конечно, надо еще встретиться втроем, познакомиться. Торопить тебя с ответом не буду, но мне надо знать твое принципиальное отношение к тому, что я рассказал. Могу добавить к сказанному, что Серёжа меня на пять лет моложе, и в койке он лидер.
– Что значит он лидер? Его хватает на пять минут, а тебя на три? А желтая майка у него есть?
– Одежёнку подберём… Нет, у меня другая проблема, раз уж мы об этом заговорили, – мне очень трудно кончить, и это «приподнятое настроение» выматывает душу. То ли дело Серёга – там такие фонтаны… Вот что я имел в виду. Ну, так что? Мы же взрослые люди…
Я смотрела на этого взрослого человека, и завидовала простоте устройства его мира. Этот мужчина, как впрочем, и многие другие, делил женщин на два неравномерных лагеря – в первом значились две святые женщины – его мать и мать его детей, а во втором – все остальные, с которыми можно не церемониться. Его перевоспитание точно не входило в мои планы…
– Я возьму два члена в рот, и буду проводить эксперименты по двойному, тройному и какому угодно другому проникновению только при одном условии, Сергей.
– Каком, интересно? – улыбнулся он, подавшись вперед.
– Если хотя бы одного из членов люблю…
– Нуу что вы… это как-то по-детски…, – протянул он разочарованно.
Я видела напротив себя чужого человека в джинсовом костюме. Случайно встреченного мужчину, с которым нас ничего не связывает… Ни-че-го…. Энергия желания исчезла, как исчезает зелено-рыже-малиновый рассвет для пассажиров самолета, спустившихся с высоты десять тысяч километров на грешную землю…
Я вышла из конторы и, посмотрев на небо, остановилась под козырьком крыльца. Дождь… Мелкий, противный, нудный, промозглый, пакостный, мелочный, отвратительный, завистливый, подлый, двуличный, козел…. Эпитеты перестали иметь хоть какое-то отношение к дождю. Самому обычному осеннему дождю… Раскрыв зонт, я шагнула в хлюпающую асфальтовую реку.
– Excusez-moi, mademoiselle! Вы не поможете мне? – Из мокрых кустов вырос высокий пожилой мужчина в бежевом вельветовом костюме, с растерянной улыбкой на красивом еще лице.
– Вы мне, извините? – Тоже растерялась я: возле нашей сраной конторы и «еxcusez-moi, mademoiselle»…
– Здесь же больше нет никого…
Я оглянулась… Действительно.… Нет.
– А что случилось?
– Кажется, я заблудился. Вы не знаете, как эта улица называется?
– Эта улица называется Погодинская. Этот город называется Москва и сейчас 2010 год.
– Вы предугадали мои вопросы, – улыбнулся он, – но это еще не все. Мне нужно попасть на Пироговку, а тут левого поворота нет. Хотя, мне кажется, раньше он был…
– Нет, на Абрикосовском переулке нет левого поворота. Вам надо до параллельного доехать. Не помню, как называется. Там есть.
– А может, Вы мне покажете? А я вас подвезу. Куда Вам надо?
– К метро «Фрунзенская».
– Отлично! Заодно вспомню, где метро.
Его бежевый пиджак уже начал промокать и темнеть на плечах…. Ну не насиловать же меня собрался этот пришелец с вельветовой планеты? В его то возрасте! А вдруг у них шестьдесят – это юность, и его цель – распылить враждебное инопланетное семя в районе метро «Фрунзенская»…?
– Хороший я, хороший, – вклинился пришелец в мои сомнения, как и положено пришельцу. – Я могу позволить себе подвести понравившуюся мне женщину?
«Наш! – Успокоилась я. Просто не заметил, как постарел…». – Вас не Гоша зовут? Он же Гога, он же «все и всегда я буду решать сам на том простом основании, что я мужчина»?
Он наморщил лоб, не понимая, о чем я… Я снова засомневалась в его земном происхождении.
– А, это Вы этот фильм имеете в виду, который Оскара получил… как же его… Забыл… Я, знаете, уже больше француз, чем русский…
– Хорошо, француз, покажу Вам, где метро «Фрунзенская».
На его лице изобразилась такая радость, что я снова засомневалась, но теперь уже в том, не ошиблась ли я в определении его потенции…
– Вот моя машина! – С явным удовольствием показал он на огромный Xummer, припаркованный как ботинок Гулливера в прихожей лилипутов. – Большие машины – моя слабость. Во Франции все на маленьких ездят, хоть здесь душу отвести.
Он открыл дверь и галантно подсадил меня под локоть.
Внутри машина оказалась еще больше, чем снаружи. На коробке скоростей мог бы разместиться журнальный столик. С закусками и выпивкой.
– Вы живете во Франции?
– Да. Большую часть времени. У меня там жена и две дочки. В Москву только по работе, три – четыре раза в год получается. Меня зовут Андре. В, общем, конечно, Андрей Юрьевич, Андрей, но Андре – уже привычней. А вас, mademoiselle? Comment vous appellez-vous?
– Je m’appelle Татьяна.
– О! Parlez-vous français?
– Нет, к сожалению, это останки школьных знаний.
– А что делает девушка с такими мощными останками знаний в этом советском здании из стекла и бетона, из которого она вышла?
– Работает редактором журнала.
– Редактором? О-ля-ля! – Он радостно потер руки. – Вот Вас то мне и надо!
– В каком смысле?
– В смысле литературных идей. Коих накопилось к моему почтенному возрасту. Мы смогли бы сотрудничать?
– Да.… Почему нет…
– В таком случае я предлагаю для начала съесть чего-нибудь вместе. В Париже, кстати, сейчас время ужина. Видите, как все удачно.… Где-то здесь был неплохой ресторанчик. Не знаю, есть ли он еще.… В Москве все так быстро меняется. Зрительно я помню, как ехать, но зрительная память и правила этого вашего «гибэдэдэ», ужасное название, не всегда совпадают…