— Вообще-то не должен. Но у вас случай особый. Кто-то же должен завизировать. Может быть, обком, я не знаю. Иностранца хороните! Тело прибыло? — спросила Нинель Ивановна.
— Да, да! — радостно закивал Кузин, наклоняясь к портфелю. — Только не тело, а…
— Ну вот! Значит, должны быть документы, — удовлетворенно проговорила начальница.
Она протянула через стол белую пухлую ладонь с сияющим на пальце золотым перстнем. В эту ладонь, чуть помешкав над портфелем, и вложил пакет с прахом Павел Сергеевич.
— …так сказать, прах… — закончил он свою фразу.
Пальцы начальницы машинально сжались, но она тут же испуганно отдернула руку. Пакет тяжело шлепнулся на амбарную книгу. Нинель Ивановна секунду с ужасом смотрела на него, потом подвинула амбарную книгу с лежащим на ней прахом к Павлу Сергеевичу.
— Заберите, — тоном, не допускающим возражений, приказала она.
Кузин покорно забрал пакет, но в портфель его не отправил, а почему-то продолжал держать обеими руками перед грудью, как икону.
— Я просила документы, — леденящим шепотом продолжала Нинель Ивановна.
— Разве этого недостаточно? — Кузин чуть приподнял пакет с прахом. — Так сказать, факт налицо…
— Это не факт, а прах. Неизвестно чей. Я не знаю, откуда вы его взяли, — парировала начальница.
— Так я же говорю… Родственники прислали, — пролепетал Павел Сергеевич.
— Они что — бандеролью вам его прислали? — с раздраженным сарказмом осведомилась Нинель Ивановна.
— Практически. С оказией.
Нинель Ивановна на мгновение задумалась, вглядываясь в пакет. Внезапно в ее глазах зажегся огонек недоумения, не сулящий Павлу Сергеевичу ничего хорошего.
— Как его фамилия? — движением подбородка указала на прах начальница.
— Мистер Джерри Сейлинг… Иеремия Сейлинг, — находчиво поправился Кузин. Начальницу передернуло.
— Почему не Шерман?
— А почему… Шерман? — наивно удивился Павел Сергеевич.
— Вашего английского дедушки фамилия была — Шерман. А это его сын! — начальница ткнула в пакет пальцем.
Павел Сергеевич едва не выронил прах из рук, пораженный железной логикой начальницы. Как он мог допустить такую оплошность! Достаточно было сделать несуществующего дедушкиного брата сестрой — и все вопросы были бы сняты. Мало ли за кого она могла выйти замуж там, в Англии!
Приходилось врать дальше.
— Транскрипция, знаете… — неубедительно сказал Кузин.
— Что? — Нинель Ивановна подняла выщипанные брови.
— По-английски «Шерман» звучит неблагозвучно…
— Она и по-русски неблагозвучно звучит, — отрубила начальница.
— Вот именно! — радостно кивнул Кузин, делая ей маленькую уступку. — Со временем фамилия трансформировалась. Была Шерман, стала — Сейлинг.
Нинель Ивановна недоверчиво поджала губы.
— Тем более необходимы документы, — непреклонно резюмировала она. — У вас паспорт при себе? — добавила она как бы между прочим.
— Да-да, пожалуйста! — обрадовался Кузин.
Какое-то подозрение шевельнулось в нем, когда он наблюдал, как начальница деловито списывает его паспортные данные на отдельный листок. Но мысль о том, что эта бумажка с паспортными данными может стать первой в необходимой для захоронения цепи документов, успокоила Кузина. Он спрятал паспорт в карман и несколько подобострастно раскланялся с начальницей.
— Я выясню, — кивнула она на прощание.
Случилось так, что Павел Сергеевич, рассказывая жене о посещении кладбища, деликатно обошел вопрос о мифическом английском родственнике, дабы понапрасну не нервировать Аллу Вениаминовну. Он просто сообщил ей, что потребовалось выполнить некоторые формальности, которые обещала взять на себя любезная Нинель Ивановна. Супруга несколько успокоилась, однако не позволила Павлу Сергеевичу вновь устроить пакет в серванте, а спрятала его подальше от глаз, в нижний ящик письменного стола.
Через два дня Алла Вениаминовна вернулась из музея, где она служила, в состоянии некоей замороженности. Отсутствующим голосом она поведала мужу о том, что сегодня ее вызвали в отдел кадров и попросили объясниться насчет английских родственников, о чем ранее в анкетах не содержалось ровно никаких сведений.
— Что это значит, Павел? — строго спросила жена.
Павел Сергеевич принялся выкручиваться, но в конце концов пришлось рассказать правду о своих фантазиях, и тут же он предложил следующий план: от зарубежных родственников не отказываться, ибо дело зашло слишком далеко, настаивать лишь на том, что сведения о дедушкином брате и его семье стали известны буквально на днях, одновременно с прибытием праха.
— Но я уже сказала им, что я ничего не знаю! — воскликнула Алла Вениаминовна.
— Ты ничего и не знала. Я тебе сказал только сейчас, — хладнокровно парировал Павел Сергеевич. — А до этого не хотел волновать известием о смерти двоюродного дядюшки.
— О котором я до этого не подозревала… — с мрачным юмором закончила жена.
— Вот именно, — серьезно кивнул Кузин.
Он уже чувствовал, что сейчас необходимо быть собранным и продумывать любую деталь, любой ход в начавшейся игре, чтобы не попасть впросак.
В тот вечер Кузин постелил себе постель в кабинете, перед сном вытащил из ящика прах и, положив его на журнальный столик, долго глядел на него лежа, обдумывая предстоящие действия. Пакет лежал тяжело и спокойно, как бомба со взведенным механизмом.
На следующий день ответ пришлось держать уже самому Павлу Сергеевичу. Среди рабочего дня в его лабораторию заявился начальник Первого отдела, полковник в отставке Храпатый — румяный кругленький весельчак с седым нимбом волос вокруг загорелой лысины.
Храпатый пригласил Павла Сергеевича в пустой кабинет начальника отдела. Кузин покорно последовал за полковником, уже догадываясь о сути предстоящего разговора и еще раз мысленно повторяя главные узлы вранья: брат Шермана-деда, измененная транскрипция, связи никакой не поддерживали и ничего не знали об умершем вплоть до неприятного случая.
Храпатый с кожаной папкой в руке бодро катился рядом, испуская лучезарную улыбку.
Когда вошли в кабинет, он притворил дверь, усадил Павла Сергеевича на стул, но сам не сел, желая, по всей видимости, взглянуть на Кузина сверху вниз, чего ранее не удавалось. Удовлетворившись видом нахохлившейся фигуры Кузина, Храпатый озорно улыбнулся и спросил тихо:
— Как же такое ЧП допустили, Павел Сергеевич?
— Это вы о… — начал Кузин.
— О вашем троюродном шурине, конечно! — победно воскликнул Храпатый.
Павел Сергеевич дико глянул на полковника.
— Каком… троюродном шурине?