Прошло полмесяца со дня первой встречи. Девять раз они виделись на берегу любимого ими моря, но Ананке не стала ни возлюбленной Ипполита, ни его моделью, загадочно улыбаясь в ответ на просьбы художника. Убедить красавицу позировать ему стало самым важным для Ипполита, ибо идея создать статую с особой силой овладела душой художника после встречи с живым воплощением древней красоты.
Упорство девушки было непонятно Ипполиту. Он уже знал, что Ананке афинянка, но родилась на Крите, что она не гетера, но живет одна, что была замужем. Такие женщины в Элладе встречались нечасто. Тем привлекательней она казалась скульптору. У Ананке не было родных. На вопрос Ипполита она печально улыбнулась и сказала, что предпочитает не приводить в дом быка, а быть унесенной им, подобно Европе…
Шло время, наступил срок осеннего сева и празднеств Деметры. Как всегда, Фесмофории, долгожданные празднества в честь Деметры-Законодательницы и Коры-Персефоны, должны были состояться в первую ночь полнолуния, а сейчас праздновалось окончание пахотных работ. Потрудившихся и украшенных лентами быков торжественно отвели на горное пастбище. Народ собрался у храма Деметры, богини плодородия, называемой также и Геей-Пандорой – Землей Всеприносящей.
Утром, бледная от волнения, Ананке велела Ипполиту зайти за ней после заката солнца. Такой серьезной и встревоженной была молодая женщина, что ваятель ничего не стал спрашивать. Он явился слишком рано, наверное, – уже две клепсидры утекло, а все еще было светло… Но нет, это так кажется от сжигающего нетерпения. Вот уже стены дома в густеющих сумерках расплылись светлым пятном за стволами олив… Пора.
В предчувствии неведомых доселе чудес Ипполит легко перепрыгнул через ограду, подошел к двери и стукнул кольцом. Дверь тотчас же отворилась. Белозубая смуглая девушка в критском наряде – широкой пестрой юбке и короткой кофточке с открытой грудью – высоко подняла масляный светильник. Ипполит прошел по устланному звериными шкурами проходу, откинул занавеску и вступил в большую квадратную комнату.
Лампион на бронзовой цепи бросал слабый, колеблющийся свет на стоящую посреди комнаты Ананке в светлом хитоне. От внимательного взгляда Ипполита не укрылось, что щеки юной женщины пылали, а складки хитона на высокой груди ходили ходуном – так сильно красавица волновалась. Огромные глаза смотрели прямо ему в лицо. Заглянув в ее расширенные зрачки, Ипполит замер… Но тень длинных загнутых ресниц уже легла на голубоватые веки, погасив напряжение взгляда Ананке.
– Я ждала тебя, милый, – просто сказала она, впервые назвав так ваятеля и вложив в это слово столько нежного огня, что скульптора пронзила настоящая боль. Он приблизился, протянув руки и шепча ее имя, но Ананке погасила лампион взмахом покрывала. Ипполит озадаченно остановился во тьме, но молодая женщина нашла своей рукой руку художника и потянула его за собой к выходу.
– Идем! – Властный призыв, зазвучавший в ее голосе, заставил Ипполита повиноваться. Они вышли через калитку с другой стороны сада и направились по тропинке к наезженной сотнями повозок дороге. Серп молодой луны светил неверно и слабо, готовясь окунуться в сгущающиеся облака. Торопливо, почти бегом, не оглядываясь, шла Ананке по тропинке вдоль прибрежных холмов.
Ипполиту передалась ее серьезность. Следуя за ней в полном молчании, он любовался походкой женщины. Она шла, прямая, как тростинка, свободно развернув плечи. Стройная шея гордо поддерживала голову с тяжелым узлом волос высоко на затылке. Хитон подчеркивал гибкость ее тела. Маленькие ступни уверенно находили дорогу, и тонкие ножные браслеты слабо позванивали на ее щиколотках.
Дорожка исчезала в тени гигантского платана. За стеной темноты холодным светом вспыхнул открытый беломраморный портик. Тонкие колонны обрамляли полукруг гладких плит, в центре которого на пьедестале из черного камня стояло бронзовое изображение богини. По изогнутому луком телу и разведенным рукам художник узнал Афродиту Сочетающую. Ананке сняла ожерелье, положила его к ногам богини и обвила руками шею Ипполита. Ее поднятое вверх лицо и ясные сияющие глаза были отчетливо видны в мерцающем свете луны.
– Я готова стать твоей моделью… и твоей женщиной… для меня не может быть одного без другого… Ты изваяешь совершенную Красу, а я буду молить Афродиту о помощи…
Ипполит положил ладони на крутые и упругие бедра и притянул к себе молодую женщину. Горячее под тонкой тканью тело любимой прильнуло к нему. В голове Ипполита затуманилось, и он глухо выговорил:
– Нет, о моя греза. Я не буду создавать богиню, я изваяю тебя, прекрасную и сильную, для восхищения народа Эллады, ибо я люблю тебя так, как не любил еще ни одну женщину! О, Афродита, трепетная и пылкая богиня, будь мне помощницей, даруй победу в моих дерзаниях! Прими мою просьбу и зажги жаркой страстью мою Ананке!
– Это лишнее, милый! Ты еще не знаешь меня… – прошептала девушка, подставляя губы и с легким стоном откидываясь назад под его поцелуем.
Хитон с шелестом спал наземь, но молодая женщина изо всех сил уперлась в широкую грудь Ипполита.
– Пойдем… дальше, – умоляюще прошептала она, уклоняясь от его рук. – Я так долго ждала этого дня… Сегодня быков увели в горы…
– И что же? – не понял Ипполит.
Ананке мгновение колебалась, опустив голову, потом порывисто приникла к его груди.
– Ты знаешь древний обычай земледельцев? – едва слышно спросила она.
– Обряд служения Матери-Земле на только что вспаханном поле?
– Да-да! Ночью, на только что вспаханном поле, обнаженными, как сама Гея… принять в себя могучую плодоносную силу… пробудить ее…
Ипполит безмолвно сжал руку девушки.
Гребень горы резко выступил в сиянии зашедшей на ту сторону хребта луны. С восточной стороны на долину надвигалась глубокая тьма, но Ананке уверенно ступала по невидимой дороге.
– Скоро звезды заблестят ярче, станет светлее, – тихо сказала она, не оборачиваясь.
– Как же ты видишь дорогу? – спросил художник. – Она знакома тебе?
– Знакома. Там, впереди, заветное поле. В ночь полнолуния женщины собираются здесь для свершения древних таинств Деметры…
– Ты участвовала в Фесмофориях? Я смотрел на них не раз, но тебя не видел…
– Не заметил меня, – с легким упреком поправила молодая женщина. – Правда, я участвовала не каждый год. А на заветное поле, поверь, тебя бы не пустили, так как только женщинам и только молодым разрешен туда доступ в ночь великого праздника.
– После бега с факелами?
– Да, после бега с факелами жрицы Деметры выбирают двенадцать из нас. Для непосвященных празднество заканчивается, а мы, нагие, бежим глубокой ночью те тридцать стадий, которые отделяют поле от храма.
– И что же совершается на поле?
– Этого нельзя рассказывать, это – женская тайна. Все мы связаны клятвой… Но она запоминается на всю жизнь. И бег по полю нельзя забыть: ты бежишь под яркой высокой луной в безмолвной ночи рядом с быстрыми и красивыми подругами. Мы мчимся, едва касаясь земли, а все тело звенит, как струна, ищущая прикосновения богини. Ветки мимолетно касаются тебя, ветерок ласкает разгоряченное тело… Остановишься, а сердце так бьется… Раскинешь руки, вздохнешь глубоко-глубоко, и кажется – еще миг, и унесешься вдаль, в запах травы, леса, далекого моря, и растворишься в лунном свете, как исчезает соль, брошенная в воду, как разносится ветром легкий дымок очага… Нет ничего между тобою и матерью-Геей… Ты – Она, а Она – ты.