– Пришлось.
– Когда мне было шестнадцать, мужчина по имени Клинтон Бредбери решил, что я должна принадлежать ему. Меня он об этом не спрашивал. Я никогда не поощряла его, никогда, не важно, что потом всем рассказывали Бредбери. Я говорила ему «нет» дюжину раз, не меньше, но он думал, что в конце концов я сломаюсь. Он даже пытался угрожать моей бабушке, хотя лучше бы он даже не пробовал.
– Что она сделала?
– Выстрелила пару раз и заставила его бежать с нашей земли, как кролика, велев никогда больше не приходить.
– Но он все равно пришел?
Она кивнула.
– В то утро бабуля оступилась и упала с лестницы в церкви, ей предложили остаться в больнице в Мэривилле на ночь для полного обследования. Она не хотела, чтобы я оставалась в доме одна, но я сказала ей, что могу прекрасно позаботиться о себе сама. Я же была почти взрослая, понимаешь? И Клинтон ни разу не появлялся после того случая со стрельбой.
– И он появился той ночью.
– Он ждал подходящего случая. Вот только он не знал, что у меня есть свое собственное ружье.
Повисла долгая пауза. Затем Сюзанна нашла в себе силы заговорить снова.
– Я выстрелила только один раз. Но он был близко, а я хорошо стреляла. Наверное, я пробила артерию, потому что не успела опомниться, как на полу моей спальни был уже целый океан крови.
Хантер подвинулся ближе и сжал ее руку.
– Мне так жаль, – пробормотал он. – Это был сплошной ужас для тебя.
– Я не хотела, чтобы он умер. Я просто хотела, чтобы он оставил меня в покое. Я старалась отговорить его, старалась, как могла, но он меня не слышал. Он все время хватал меня. Он порвал на мне пижаму… – При воспоминании об этом она вздрогнула. Ярость и ощущение, что над ней совершили насилие, преследовали ее и по сей день. – Я не могла позволить ему изнасиловать меня. Ну просто не могла. У меня почти ничего не было своего, но тело – тело было мое, и только мое, и я не была согласна отдать его ему.
– Полиция тебе не поверила?
– Мы уже жаловались шерифу на то, что Клинтон преследует меня и угрожает. Мы даже сделали официальное заявление, все было записано, как надо. Скажем так, они не удивились.
– Тогда почему тебе пришлось бежать?
– Шериф – не настоящая власть в Боун-Ярд-Ридж. – Ее голос задрожал от злости. – Настоящая власть – это Бредбери. И им было плевать, что сделал Клинтон, за что получил пулю. Они знали одно: один из членов их клана мертв, и сделала это я. – Сюзанна все еще как будто слышала резкий голос старого Абеля Бредбери: «Нельзя убить одного из Бредбери в Боун-Ярд-Ридж и уйти безнаказанным».
– И тебе пришлось от них прятаться.
– Я хотела жить. Один раз они меня уже чуть не убили. – Она оттянула ворот свитера и показала шрам от пули прямо над левой ключицей.
Хантер выругался.
– И копы не смогли найти человека, который почти в упор выстрелил в меня возле моей собственной двери. Если бы там не было бабушки, если бы она не втащила меня внутрь до того, как они успели выстрелить еще раз… Копы не нашли винтовку, из которой в меня стреляли, поэтому не смогли привязать стрельбу к Бредбери.
– В холмах есть много мест, где можно скрыть грешки.
Она кивнула.
– Но я знала, кто в меня стрелял. Кроме моей бабули, всем в Боун-Ярд-Ридж было на меня наплевать. Так или иначе. Всем, кроме Бредбери, а они хотели, чтобы я умерла.
Хантер погладил ее по щеке. Она вздрогнула, и он отдернул руку.
– Прости.
Она замотала головой:
– Дело не в тебе. Клянусь, это не имеет никакого отношения к тебе, просто… – Она помолчала. – Теперь я выгляжу по-другому. Я отпустила волосы и покрасила их в каштановый цвет. Я носила коричневые контактные линзы. Я стала иначе говорить, изменила походку, манеру держать голову, даже научилась по-другому думать. Я изменила имя, законно. Я держалась особняком, не заводила близких друзей, никогда не позволяла себе связаться с мужчиной, который захочет узнать больше о моем прошлом. И уже двенадцать лет мне удавалось делать так, чтобы Бредбери меня не узнали. Но затеряться в толпе – это одно дело. А затеряться, когда твое лицо показывают в новостях…
– Ты собираешься снова сбежать.
Она кивнула.
– Теперь они узнают имя, под которым я скрываюсь. Они могут выяснить, где я жила. Теперь я не могу туда вернуться и забрать свои вещи. Мне придется оставить все. Мои сбережения, пару подарков, которые я себе разрешила… – Сюзанна до боли прикусила нижнюю губу, но сумела сдержать набежавшие слезы. – Хорошо, что я не завела кошку, правда? Я всегда хотела кошку.
– Может быть, тебе не нужно больше бежать.
Она уставилась на него:
– Ты что-нибудь слышал из того, что я только что рассказала?
– Ты одна. Поэтому ты бежишь.
– Да.
– Что, если бы ты не была одна?
– Но я одна. Я должна быть одна.
Он дотронулся до нее:
– Нет. Не должна.
– Хантер, нет. Ни ты, ни кто-то еще ничего не могут сделать.
– Я был солдатом, помнишь об этом? И я защищал людей. Я это делаю даже сейчас.
– Ты не можешь защищать меня двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю. У тебя своя жизнь. И работа.
– Я сделаю тебя своей работой.
– Звучит ужасно.
Один уголок его губ дернулся.
– Для тебя или для меня?
Она перевернула его руку, прижав его ладонь к своей.
– Для тебя. И для меня. Я не могу жить в клетке, и я не смогу просить тебя сделать мою безопасность твоим приоритетом.
– Ты и не просила. Я предложил.
– Потому что ты солдат, которому некого защищать. – Она почувствовала странный прилив эмоций, восхищение пополам с сочувствием. – И ты не умеешь быть кем-то еще, да?
Его зеленые глаза потемнели, и он отвернулся.
– Ты меня не знаешь.
– Не знаю. Но и ты меня не знаешь. Именно поэтому я никогда не смогла бы просить тебя наплевать на свою жизнь, чтобы защитить мою.
Он вырвал у нее руку.
– Это неправильно, что тебе приходится бежать. Ты не сделала ничего такого, чтобы заслужить это.
– Я убила человека.
– Который пытался тебя изнасиловать.
– Как бы то ни было, я его убила. И это в моей душе, заслужил он того или нет. Я не собираюсь превращать свою жизнь в покаяние, о нет. Но я совершенно точно не собираюсь забирать чью-то еще жизнь тоже.
– Что ж. То, что случилось с тобой много лет назад, ничего не меняет в сегодняшнем, не так ли? У нас все еще есть задание, которое мы должны выполнить, и если нас поймают плохие парни, то, что хотят сделать с тобой Бредбери, будет не так уж и важно.