Сто лет – именно так он и выразился. Значит, за это время по бульвару и улице Брансьон прошли многие сотни тысяч лошадей.
– Вы что-то очень уж бледны. Не хотите выпить чего-нибудь?
Теперь его взгляд выражал снисходительное сочувствие, как будто моя тетрадка тоже лежала у него на столе среди прочих и он написал в ней своей красной ручкой: «Оставляет желать лучшего».
Я ответила, что все в порядке. Просто я плохо спала в эту ночь.
– Ну а чем вы занимаетесь в дневное время?
Под его взглядом я снова почувствовала себя школьницей, которая сбежала в кино с уроков и даже не запаслась объяснительной запиской от родителей. Нужно было солгать что-то, а главное, как можно увереннее.
– Я нервничаю, потому что ищу работу.
– О, я мог бы помочь вам с работой. Вы умеете печатать на машинке?
До того как уехать в Лондон и поступить в «Баркерз», я училась печатать в школе Пижье, у Венсенских ворот, где тогда еще жила с матерью. Я сказала, что умею печатать и даже стенографировать.
– Значит, я буду давать вам печатать тексты. Мы с друзьями организовали небольшой кружок и пишем их сообща.
Он улыбался благостной улыбкой священника так, словно выслушал мою исповедь и счел мои грешки несущественными.
– Может быть, эти тексты вас заинтересуют… Мы все вместе работаем над одним учением… Я буду счастлив, если оно вас заинтересует. А машинку я вам дам.
Эта возможность заняться делом и не проводить в мучительной праздности пустые дни внезапно обрадовала меня. Я буду печатать на машинке – одна, спокойно, в своей студии, среди книг. Я даже смогу за работой слушать музыку. Я поставлю машинку так, чтобы сидеть лицом к окну, выходящему в сад.
– Вот брошюра, которую написал я сам. Вы можете ознакомиться с нашим учением и понять, какие тексты вам предстоит печатать.
Он порылся в коричневом кожаном портфеле, стоявшем у его ног, и протянул мне тоненькую книжицу в бледно-зеленой обложке с названием «Призыв к себе». Сверху было написано: Мишель КЕРУРЕДАН. Он указал мне на это имя:
– Да-да, это я…
Он попросил меня проводить его на «Порт-де-Ванв» к автобусной остановке. В тот день он должен был обедать в столовой своего коллежа, а потом проводить занятия. Он шагал рядом со мной, неся свой портфель, и меня поразили его худоба и высокий рост, а еще странное несоответствие строгого костюма и летних плетеных сандалий, надетых на черные носки. Мы условились встретиться завтра в одиннадцать часов в кафе. Он обещал принести машинку и рукопись.
* * *
Вернувшись в студию, я решила прочесть брошюру, которую он мне дал. Между страницами лежала фотография. Я сразу узнала моего нового знакомого, он был снят вместе с другим мужчиной, таким же высоким и худым, как он сам, на фоне сельского пейзажа. Они стояли рядом, учитель прислонился плечом к дереву. Второй держал в руке открытую книгу и, казалось, читал ее вслух. У них были одинаково серьезные лица, лобастые головы. На обороте фотографии я прочитала: «Мишель и Джанни. Апрель-май, Рекулонж». Я почувствовала, как во мне поднимается смутная горькая печаль. Ну почему мне попалась в книге фотография этих двоих, которых я знать не знаю, тогда как единственный нужный мне снимок сгинул без следа?!
Прочтя несколько страниц, я отложила брошюру. Прежде мне никогда не доводилось читать философские книги, и я с трудом сосредоточивалась на содержании. Если я верно поняла, речь шла об учении, которое позволяло людям достигать мудрости. Зачинателем этого учения был некий доктор Бод. Почти все главы начинались с упоминания о нем: «Когда спрашиваешь у доктора Бода, в чем смысл его учения…», «На одном из последующих собраний доктор Бод затронул вопрос…», «Доктор Бод имел обыкновение приводить в качестве примера…». Интересно, знает ли этот Мишель Керуредан доктора Бода лично? На тех нескольких страницах, что я успела прочесть, об этом говорилось как-то туманно. Но главное, по мнению Мишеля Керуредана, было то, что из уст доктора исходили истина и мудрость и что нужно обязательно следовать его учению. Меня удивило такое отношение – я-то помнила, что во время учебы в начальной школе, а потом в лицее Элен Буше не уделяла особого внимания словам преподавателей. Да и на уроках катехизиса вечно спала. К великому моему стыду, я вдруг осознала, что никогда не задумывалась о смысле жизни. Жила себе одним днем и искала только удовольствий. Вначале, еще в детстве, таким удовольствием было получить стофранковую монету и купить в кондитерской Недлека фисташковое мороженое или же прокатиться на «американских горках» в парке аттракционов – мне нравилось, когда там, на высоте, у меня кружилась голова. Позже, когда в моей жизни появился Рене, мы ходили на пляж часам к одиннадцати утра, а днем оставались вдвоем в прохладной комнате с закрытыми ставнями. А еще я любила посидеть на террасе кафе летом, в утренние часы, когда там никого не было. Любила читать детективы, любила слушать музыку. Питала слабость к собакам и лошадям. Да, со времени отъезда Рене и той мерзкой истории с фотографией я вообще мало о чем задумывалась. Я захлопнула книгу. Снимок соскользнул на кровать, и я снова принялась изучать его. Этот Керуредан говорил как истинный проповедник. Он внимательно слушал меня, но, по-моему, то, что я говорила и как выглядела, для него не имело никакого значения. Ясно, что он по-настоящему заинтересуется мной, только если я соглашусь следовать их пресловутому «учению». Я попыталась разглядеть на фотографии, носил ли тот, другой мужчина плетеные сандалии… Странно, до чего же они походили друг на друга. Наверное, этот Джанни тоже посвящен в учение. На снимке оба они выглядели как священники, но мне казалось, что они все-таки слегка позируют: Керуредан, выпятив подбородок, картинно прислонился плечом к древесному стволу, другой держался неестественно прямо, устремив взгляд в книгу. Может, это та же книга, что у меня в руках, – «Призыв к себе»? Я подумала: а есть ли в их жизни женщины, или каждый из них обитает один в комнате, напоминающей монашескую келью, и довольствуется лишь дружбой? Допускает ли их учение любовь? Я бегло просмотрела «Призыв к себе», но не нашла там ни слова «любовь», ни слова «счастье». Я решила, что нужно прочесть книжку повнимательней, но в тот день у меня не хватило терпения.
* * *
На следующий день он пришел в кафе с опозданием, за несколько минут до того, как «телефонная компания» заполонила все столы. Нам пришлось почти кричать, чтобы расслышать друг друга в общем гомоне. Он принес мне пишущую машинку, маленькую, портативную, в твердом сером футляре. И текст – тридцать страниц, исписанных синими чернилами, аккуратнейшим почерком, без единой помарки, – озаглавленный «Работа над собой».
Он спросил, прочла ли я брошюру. Я ответила: да, прочла, но еще не до конца, а вообще, это очень интересно. Он молчал, не сводя с меня своего глубокого взгляда, и явно ждал продолжения. Я пробормотала, что читаю медленно, что мне приходится вникать в каждую фразу, так как я далека от философии.
– Это не философия, – возразил он, – а учение, которое помогает улучшить нашу жизнь… Всего лишь несколько правил самодисциплины. Если вы отнесетесь к этому с должным вниманием, то скоро увидите, что все предельно ясно.