Позже Мона спрашивает, с чего это я вдруг так сорвался с места.
– Думаю, от скуки.
– Ведь эта проволока могла снести тебе голову.
* * *
61 год, 7 месяцев, 22 дня
Суббота, 1 июня 1985 года
В конце «Грейстоука» старый лорд в канун Рождества погибает, скатившись по лестнице, как на санках, на большом серебряном блюде. В детстве он скатывался на этом же блюде по ступенькам из детской, но теперь он уже не в том возрасте, не может контролировать свои движения и на одном из поворотов, ударившись головой о деревянный столб, разбивается насмерть. К великому горю Тарзана. (И Грегуара.) Старый лорд пал жертвой острого приступа ребячества. То же самое, должно быть, случилось вчера со мной, когда я вдруг бросился прогонять этого пса. Во мне очень часто внезапно просыпается ребенок. Он переоценивает мои силы. Мы часто бываем подвержены таким припадкам ребячества. Даже самые престарелые из нас. До самого конца сидящий в нас ребенок требует своего. Он не складывает оружия. Его попытки вновь овладеть нашим телом непредсказуемы, как набеги кочевников. И энергия, которую я демонстрирую в такие моменты, принадлежит явно другим временам. Мона до смерти пугается, когда я вдруг припускаю за автобусом или лезу на дерево, чтобы сорвать слишком высоко висящее яблоко. Меня пугает не то, что ты это делаешь, а то, что за секунду до этого у тебя и в мыслях этого не было.
* * *
61 год, 7 месяцев, 27 дней
Четверг, 6 июня 1985 года
Сняли швы. Шрам венчает мой череп розовым ореолом, как будто, как говорит Грегуар, кто-то вскрыл его, чтобы взглянуть, что там, внутри. Позже, днем, Мону встревожило поведение Грегуара. Она показала мне в окно, как он играет в саду с Копейкой. Движения мальчугана показались мне какими-то дерганными, нескоординированными, замедленными, он словно потерял ориентацию. Собачка тоже, казалось, была сбита с толку тем, как ее хозяин ходит вкривь и вкось. В крайней тревоге бросаюсь к нему. И тут Грегуар, показывая на мой шрам, заявляет, что он – внук Франкенштейна.
* * *
61 год, 7 месяцев, 29 дней
Суббота, 8 июня 1985 года
Когда неожиданное препятствие застает меня врасплох (сегодня утром, например, собачьи какашки у выхода из кондитерской, на которых я чуть не поскользнулся, вечером – лишняя ступенька, когда я спускался по лестнице на улице Вилье де Лиль-Адан), я иду дальше мелкими опасливыми шажками. Слишком долго иду. Такая чрезмерная осмотрительность. Я как бы репетирую свою будущую старческую походку. Что вполне соответствует моим детским причудам. Беспокойный старичок, каким я еще не стал, предостерегает от безрассудства мальчишку, каковым я уже не являюсь. Ну и где же тут мое настоящее? Все оно умещается в этой предусмотрительности.
* * *
62 года 20 дней
Четверг, 31 октября 1985 года
Я ем и пью правой рукой, а курю – левой.
* * *
62 года, 23 дня
Суббота, 2 ноября 1985 года
Этьен вот уже несколько лет как перестал стрелять из лука из-за артроза, изуродовавшего ему плечо. А ведь он блистал в этом деле. Он никогда не занимался стрельбой как спортом, не участвовал ни в каких соревнованиях, а стрелял сам, один, у себя в сарае. Я тут становился самим собой , говорит он. Тебе не хватает этого? И да, и нет. Он поясняет, что даже если сейчас ему уже не воспроизвести жест, которым натягивают тетиву, то целиться он может по-прежнему. Верный прицел: краткий миг уверенности и точности. К примеру, вон тот кусок соли, говорит он, будь у меня в руках лук, я бы не промахнулся. Он показывает на брусок белой соли на ближней поляне, подвешенный к буку для приманивания косуль . От нас до дерева двадцать семь шагов, уточняет он. Я проверяю: верно, двадцать семь. Он выработал такую точность движений у себя в сарае, что мог бы стрелять с закрытыми глазами. Позиция перед мишенью, угол предплечья по отношению к груди, сила натяжения тетивы, которая определяется подушечками пальцев и сообщается затем целой группе мышц (он знал название каждой), задержка дыхания в нужный момент, сознание, освобожденное от всего, кроме мысленного образа цели, и множество других параметров – в том числе полное равнодушие к результату как предмету какой-то гордости, – все это способствовало верному прицелу. А когда все эти моменты собирались вместе (что редко случается, говорит он), я спускал тетиву, уже точно зная, что стрела попадет в яблочко. И так и случалось. Он не считал это каким-то особым достижением, для него это была красота, гармония: Как будто сердцевина мишени – это я сам. Вот это-то ощущение он и испытывает иногда до сих пор, говорит он. Все эти сотни раз повторенные жесты, совершенное владение телом в решающий миг запечатлелись в мозгу пережившей их уверенностью в точности прицела. Без лука и стрел.
– И без мишени?
– Нет, мишень нужна, но это может быть что угодно. Вон тот кусок соли или еще что-нибудь. На какую-то секунду я – это я и цель одновременно. Единое целое.
Виновато усмехается:
– Думаешь, твой старый кузен совсем умом тронулся, да?
Нет.
* * *
62 года, 29 дней
Пятница, 8 ноября 1985 года
Сегодня утром забыл код своей банковской карточки. И не только сам код, но и мнемотехнический прием, который сам придумал, чтобы его как следует запомнить. И даже движение своих пальцев по кнопкам. Стою перед банкоматом в полном отупении. И в полном смятении. Попытаться еще раз? Чего – попытаться? Я же не помню. Совершенно. И никакой зацепки. Как будто этот код и не существовал вовсе. Нет, хуже: как будто он существует где-то, куда мне нет доступа. Паника вперемешку с бешенством. Стою на тротуаре перед банкоматом и не знаю, что делать. Народ за мной начинает проявлять нетерпение. Аппарат возвращает мне карту. Я говорю: Похоже, не работает. Стыдно: стыдно, что я так сказал, стыдно, что мне поверили. По стеночке, по стеночке смываюсь. Все потеряно: память, достоинство, самоконтроль, благоразумие – я всего лишился. Этот код был я сам. Отсылаю машину – пройдусь до работы пешком. От злости и стыда иду быстро. Перехожу улицу на красный свет. Сигналят машины. Стараюсь себя уговорить, но ничего не получается. Не могу я взглянуть на случившееся с другой, благоразумной точки зрения: в сущности, ничего страшного, маленький сбой без далеко идущих последствий. Сейчас, когда я пишу эти строки (код вернулся сам собой и занял привычное место в голове), мне не хватает слов, чтобы описать тот ужас, в который повергло меня это кратковременное нарушение памяти.
* * *
62 года, 1 месяц
Воскресенье, 10 ноября 1985 года